согласие и даже ускорили процесс со своей стороны. От вас требуется в течение сегодняшнего дня подготовить деньги, двенадцать миллионов, если помните, за оплату наших услуг. Завтра утром, а именно в семь часов, вам следует явиться на Пушкинскую площадь к памятнику Пушкину — наверняка знаете, где он находится — там вас будет ждать наш сотрудник. Вы проследуете с ним непосредственно в наш центр, там в течение двух дней мы будем готовить вам к перемещению в Советский Союз и за это же время завершим финансовые дела. Способов передачи денег много, так что не волнуйтесь и не пытайтесь собирать эту сумму наличными. Нас вполне устраивает безналичный расчёт. После того, как деньги будут перечислены на наш счёт, мы пожелаем вам доброго пути, и вы отправитесь на постоянное место жительства в СССР. Вы можете взять с собой личные вещи, но не больше трёх килограммов. Что-то очень важное. Не берите продукты питания и одежду. Надеюсь, я всё доступно объяснила. Вопросы есть?
Вопросов у меня было множество, но я пребывал сейчас не в том состоянии, чтобы внятно их сформулировать. В голове вертелся сонм мыслей: ведущая среди них заключалась в том, что это просто дьявольский обман моих бывших товарищей, пытающихся достать меня и замочить. Затем она сменилась робким пониманием, что похоже всё это на самом деле. Понимание это несло с собой ещё более тугой сгусток разнообразных эмоций. Откуда я, на минуточку, достану эти двенадцать миллионов, а? Эта долбанная заявка была с моей стороны просто жестом отчаяния, мрачным приколом. Я никогда всерьёз не рассчитывал, что действительно смогу эмигрировать в Союз таким способом.
Денег нет — над чем же тогда грузиться?
— Хорошо, девушка, — ответил я бодро. — Вы принесли мне чрезвычайно радостное известие. Я непременно буду ждать вашего сотрудника завтра утром у памятника Пушкина.
— То есть, вы подтверждаете своё участие в миграционных мероприятиях? — спросила она.
— Да-да, конечно!
— Дело в том, что многие в последний момент меняют решение. Кроме этого, бывают проблемы с деньгами. Я спрашиваю вас обо всём этом потому, что мы должны начать готовить оборудование, это трудоёмкий процесс, и мы должны быть уверены в вашем выборе.
— Он твёрд, как никогда! — заверил я её.
Девушка пожелала мне хорошего дня и отключилась. Я остался наедине с собой, сбитый с панталыку и совершенно потерянный. Умом понимал, что это просто прикосновение к неосуществимой сказке, нелепое, случайное, совершенно дикое, но сердце готово было разорваться от горчайшего сожаления. Быть в шаге от заветной цели и лишиться её лишь по банальной причине отсутствия денег — что может быть тяжелее!
Впрочем, я уже лихорадочно прокручивал в голове местоположение знакомых банков и перебирал способы нападения на них.
И одновременно не мог отделаться от ощущения, что братва по Комитету нащупала наконец моё слабое место и хоть таким изощрённым способом, но всё ж заманит меня в свои сети.
В общем, я был совершенно потерян.
Буквально через пять минут о банках пришлось забыть. Чёрный автомобиль — марку различить не успел — остановился, съезжая на обочину, прямо передо мной, из него выскочили три подвижных мужика и быстрыми, поставленными ударами сбили меня с ног. Я успел выхватить ствол, но пустить в дело не сумел — его вырвали из рук. Был он к тому же бесполезен, так как все патроны я расстрелял. Лох, чего тут скажешь.
Ещё через какие-то секунды я оказался внутри салона с залепленным ртом, связанными руками и повязкой на глазах. Автомобиль рванул с места.
Вот и всё, подумал я, допрыгался.
Глава десятая: Одинокий
Мы катались по Москве часа два, не меньше. Мне это время и вовсе показалось самой Бесконечностью — я вспомнил всю свою жизнь и обнаружил в ней несоизмеримо больше бессмысленности, чем когда бы то ни было. Я даже постарался принять будущую смерть философски: как самурай. Что, мол, в ней такого — все мы бренны. В голове, не останавливаясь, звучала песня Боба Дилана с оптимистичным припевом «Just remember that death is not the end…» Увы, она не успокаивала ни на йоту. Отогнать её к своему неудовольствию я тоже не мог.
Между тем я прокручивал в голове способы освобождения. То, что меня не пришили сразу, вселяло определённый оптимизм. Видимо в показательной казни готовят, ждут кого-то. Мне бы с бугаями этими перетереть. В туалет попроситься или сигарету выкурить. Глядишь, и варианты нарисуются.
Я пытался мычать, хватался связанными руками за яйца и отчаянно передавал в окружающее пространство простую мысль о том, что сейчас обоссусь. Поначалу мужики на мои подсказки не реагировали, потом, разозлившись, принялись меня осаждать — ещё в рамках приличия, одёргиваниями и лёгкими тумаками, но наконец вышли из себя, и один, он сидел справа, от души врезал мне под дых. Я загнулся и минут десять восстанавливал дыхание.
Надо было в этой ситуации поступить предельно тупо: взять и нассать в штаны. Пусть бы сиденье моей горькой мочой пропиталось, всё бы хозяину западло. Но я на это действие почему-то не решился. Вроде как стыдно, да и вообще не по-мужски. Вот она, глупость человеческая: меня убивать везут, а я о приличиях думаю, о понятиях. Что тут ещё остаётся, кроме как прокрутить в голове в очередной раз песню Дилана?
Наконец машина остановилась, и я понял, что конец близко. Бойцы зашевелились, стали почему-то выходить наружу, а меня вслед за собой не тащили. Своё место покинул и шофёр. Я тут же склонился к мысли, что со мной хотят изобразить дорожно-транспортное происшествие. В принципе, это оставляло какие-то призрачные шансы на спасение. Если, конечно, предварительно в голову не выстрелят.
Какие-то секунды я оставался в салоне один и даже начал было судорожно растягивать скотч на запястьях, но вскоре дверь открылась, и рядом со мной неторопливо уселся человек. Он тут же развязал мне глаза и освободил рот. Я моментально узнал его — чёрт, ещё бы не узнать этого человека! — и был немало удивлён тому, что сейчас со мной оказался именно он. Одинокий — так я его именовал. Его присутствие определённо меняло ход развития событий. О моём убийстве речь уже вряд ли могла идти. Хотя…
— Виталий, — начал он, глядя на меня умными, проницательными и бесконечно грустными глазами, — я извиняюсь, что пришлось поступить с вами так, но всё это сделано ради вашей безопасности. Слишком много людей заинтересовано в вашей гибели. Хочу вас заверить, что мы ваши друзья. Я хотел бы вам и руки освободить, но, зная ваш буйный нрав, как-то опасаюсь делать это. Вы не броситесь на меня?
— Нет, — ответил я. — Освобождайте, Валерий Фёдорович. Ничего я вам не сделаю.
— Вот как! — удивился он. — Так значит, я для вас не Мистер Икс? Ну что же, пожалуй, это к лучшему. Будем общаться как старые знакомые.
Он достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрный перочинный нож, раскрыл его и перерезал мои липкие скотчевые путы. Я с удовольствием потирал руками друг об дружку — за это время они изрядно затекли.
— Позвольте поинтересоваться, — спрятал мой собеседник ножик в карман, — что же вам обо мне известно?
— Воды не будет? — попросил я. — Пить хочется.
— А, да-да. Здесь есть.
Он повернулся назад, достал из-за моей спины бутыль с водой и передал её мне.
— Вы Валерий Сидельников, — ответил я, когда жажда была утолена. — Крупный бизнесмен, владелец заводов, газет, пароходов.
— Ну, вы преувеличиваете моё благосостояние! — тут же отреагировал с улыбкой сосед. — У меня довольно скромный бизнес.
