сын, он умеет отличить добро от зла, он встал на путь борьбы.
— Я сейчас расплачусь.
— Э-э, да что я тебе объясняю всё это! — раздосадовано взмахнул Сидельников рукой. — У тебя нет детей, разве тебе понять.
Я снова отхлебнул из бутыли воду.
— Ну и какие у тебя планы? — спросил у него. — Что собираешься со мной делать?
— С тобой может быть только один план: отправить тебя за границу. Сделаю тебе паспорт на другое имя, дам денег. О стране сам подумай, на конкретном варианте не настаиваю. Будешь жить тихо, мирно, устроишься на работу. О революции придётся забыть, ты сейчас вне игры. Если в Комитете узнают, где ты, то достанут и за границей. Так что высовываться нельзя.
Я почувствовал в груди жжение и смутное очертание Возможности. Возможности осуществления сокровенных желаний.
— Есть место, где меня никто не достанет, — сказал ему тихо. — Помоги мне отправиться туда.
— Что это за место?
— Советский Союз!
— Хех, Советский Союз!.. — воскликнул он. — Кто же тебя туда пустит?
— Я подавал заявку на эмиграцию. Сегодня утром мне позвонили и сообщили, что она удовлетворена. Завтра я должен явиться на встречу.
— Удовлетворена?! Подожди, подожди, а не провокация ли это? Может быть, тебя просто-напросто выцепляют так? Я же не в курсе всех операций Комитета. Да это и не Комитет может, а ФСБ. Вдруг ты находишься у них в разработке?
— Я думал об этом. Риск есть, но я чувствую, что всё по честному.
— Кем тебе назвался звонивший, представителем миграционной службы?
— Да, это была девушка. Она из некоего подразделения под названием «Центр «П». Он занимается эмиграцией в Советский Союз.
— «Центр «П»… Возможно, такой и есть, что-то слышал вроде, но всё равно это ни о чём не говорит. Что именно она тебе сказала, какой главный аргумент? Просто так не могут разрешить эмиграцию в Союз.
— Она сказала, что мои родственники в Союзе дали добро на моё переселение.
— Родственники… Какие к чёртовой матери родственники?.. Хотя да, там должны быть такие же мы… Ну, не знаю, слишком высока опасность. Да и потом, это же не бесплатное удовольствие.
— Да, надо заплатить двенадцать миллионов.
— Ого! Долларов что ли?
— Рублей.
— Всё равно немало. И ты хочешь, чтобы я дал тебе эти деньги?
— Ага, — кивнул я. — Ты же любящий папа.
Какое-то время Сидельников молчал.
— Виталик, Союз — это иллюзия… — выдохнул наконец он свои сомнения. — Я не хочу сказать, что его нет вообще, но отправляться туда нельзя. Это абсолютно другой мир, другая вселенная, в конце концов. По большому счёту о ней ничего неизвестно. Вдруг, там совершенно другие физические законы?
— Профессор из Союза ничего об этом не говорил. По телевизору тоже ничего подобного не показывают.
— Да мало ли что там показывают! Не верь никому — ни профессору, ни телевизору.
— Тогда и тебе не надо.
— Мне — верь. Я добра тебе желаю.
— Если желаешь добра, то помоги улететь в Союз. Это всё, о чём я тебя прошу.
Этот суровый, отстранённый человек повернулся ко мне и пристально, отчаянно как-то посмотрел мне в глаза.
— Сынок, — шепнул он. — Если ты улетишь в Союз, то мы больше никогда не увидимся. Оттуда нет возврата.
— Не увидимся. Но так лучше. Это же идеальный мир! Папа, ради чего мы боремся здесь? Ради того, чтобы построить этот мир. И мне остался до него всего шаг.
— В том-то и дело. Мы боремся, чтобы построить его здесь. Это наша судьба. Готовый идеальный мир создан не для нас, мы должны его заслужить.
— Пусть меня застрелят за мои мысли и поступки, но я заслужил его!
— Виталик, возможно, тебе кажется, что там легко и прекрасно, но вдруг он разочарует тебя?
— Он не может разочаровать!
— Несмотря на свою ненависть к капитализму, ты его продукт. Ты привык к этой жизни, не к той. Ты абсолютно несовершенный человек, тебе будет непросто в совершенном мире.
— Я справлюсь. Я обязательно справлюсь!
Отец долго молчал. Сидя неподвижно, изредка моргая, смотрел прямо перед собой. Потом едва заметно кивнул и произнёс:
— Хорошо. Если ты хочешь, пусть будет так.
Мы пересели в другую машину, просторнее и шикарнее, отцовские братки ехали впереди, путь пролегал ко мне домой — мне требовалось забрать кое-какие вещи.
— До завтрашнего утра мне надо выполнить одно дело, — объявил я отцу. — Ты можешь мне помочь, но если не хочешь, я справлюсь сам.
— Что это за дело?
— Я должен убить Брынзу.
— Исключается, — коротко отрубил он.
— Я не могу улететь в Союз, зная, что эта гнида останется здесь жить.
— Ещё раз говорю тебе: это исключено. Либо я даю тебе деньги и ты улетаешь в Союз, либо ступай на все четыре стороны и делай, что хочешь. Но о Союзе можешь забыть.
— Мне нужен всего час. Может, два.
— Виталик, я позабочусь о Брынзе.
— На самом деле?
— Обещаю тебе.
— Ты обманываешь меня.
— Нет, не обманываю.
— Пристрели его самой ржавой пулей, какую найдёшь.
Сподручные отца проверили подъезд — всё было чисто. Я в квартире находился недолго, потому что оказалось, что брать с собой мне по большому счёту нечего. Кроме паспорта и свидетельства о рождении вообще нечего. Растеряно окидывал я взглядом вещи и ни за одну из них не мог зацепиться. Взять внешние диски с коллекцией советских фильмов? Да в Союзе такого добра с избытком. Коллекцию советской музыки на болванках? Этого там тоже хватает.
Махнул в конце концов рукой и направился к выходу.
Перед дверью остановился и, немного подумав, заглянул в зал. На диване, накинувшись дырявым пледом, спала мать. Эдя на моё счастье отсутствовал. Я решил, что надо быть хорошим сыном и попрощаться с матерью по-человечески. Тем более, если она спит и ничего не сможет мне ответить.
Но едва я присел на корточки перед ней, она, словно почувствовав моё присутствие, открыла глаза. Я смутился.
— Ты чего? — спросила мать сиплым голосом.
— Мам, уехать мне надо, — ответил неохотно. — Не ищи меня.
— Надолго?
— Да сам ещё не знаю. Может, и надолго.
— Виталь, денег нет ни копейки, ты уж сам найди, если не хватает. Займёшь, может, у кого.
— Да есть у меня деньги! Просто я сказать тебе хотел…
Я почувствовал в груди неприятное жжение от этого не в меру сентиментального захода. Мне такие
