всеоружии. Хегор метнулся туда-сюда, наконец снова прыгнул в воду, ударился о мелководье, елозя брюхом по камням, выбрался на глубину.
Какое-то время плыл лицом вниз, перевернулся. Странное ощущение, можно дышать и носом, и спиной. Холодная вода текла внутри него, но тело не тонуло.
Тварь поуспокоилась, постепенно поняв, что необходимости спешить нет, опасность была не реальной, а вспомянутой. Хегор прислушался к её возне внутри него, похожей на шуршание мышей в подполе, раздражающее, но безобидное. Постепенно это ощущение сошло на нет.
А хорошо так плыть, подумал Хегор. Отдавшись течению, бездумно смотреть в небо… двигаться было лениво. Он сплёл руки и ноги, погрузился глубже в воду и в полудрёму. Тело щекотали быстрые струи, но он не мог понять, снаружи приходит это ощущение или же изнутри, от твари.
Его разбудил близкий шум переката. Хегор резко перевернулся на живот, но больше сделать ничего не успел, его выволокло на камни, больно ударяя. Сносимый яростной водой, он кое-как встал и, шатаясь, побрёл к берегу. Поток то и дело сшибал его с ног, окунал, бросал о камни.
Наконец он выбрался и тут увидел идущую через перекат рыбу.
Изнутри пришёл знакомый требовательный толчок. Тварь напомнила о себе. На этот раз сознание не потухло. Хегор всё видел и чувствовал, но его движениями управляло существо, делящее с ним тело, сам он остался наблюдателем.
Тварь бросила его тело обратно в перекат. Хегор схватил рыбу, воткнул пальцы под жабры. Крупная щука затрепыхалась вяло, но каждое её движение мотало мертвеца, едва не сбивая с ног. Оскальзываясь и падая, но не выпуская добычи, Хегор выскочил на берег и тут же вцепился зубами рыбине в загривок, рванул. Что-то хрустнуло, рот наполнился солоноватым — то ли рыбьей слизью, то ли его собственной кровью. Щука дёрнулась и успокоилась.
Хегор растерзал добычу, жевал сырое мясо, обсосал плавники. Наконец остался лишь скелет и голова, водяной мертвец откинулся на камни, сыто икнул. Его живот вздулся, на пузе прилипла чешуйка. Хегор потянулся её отколупнуть, но чешуйка ушла под кожу.
Теперь он не удивился и не испугался. Наоборот, это показалось ему ужасно забавным. Хихикнув, он пошарил вокруг, собирал остатки своего пиршества, пёрышки плавников, хвост, какие-то кишки, бросал мусор на живот и с интересом наблюдал, как всё это богатство 'тонет'.
А потом уснул, и во сне ему снилась удачная рыбалка на длинных перекатах.
Хегор проснулся.
И с удивлением понял, что никогда не чувствовал себя так хорошо. И настроение было отличным, даже новые перемены с телом его не напугали.
Из живота что-то самую малость выпирало, Хегор ощупал и узнал. Ну да, перед тем, как заснуть, он положил на живот рыбью голову и даже видел, как она стала 'тонуть'. Изнутри доносилось довольное ворчание твари, переваривающей добычу.
На груди слева проклюнулись ровные рядки нежной чешуи. Справа же была какая-то шероховатость, Хегор долго разглядывал её, но так и не понял, что это такое.
Он встал, ощупал спину, усеянную какими-то буграми. По рукам тоже шли бугорки, и Хегор понял, что в него вросли камни, на которых он лежал. Вросли… и стали растворяться, под кожей словно был песок.
Сами руки избавились от перепонок, а вот ноги так и остались похожи на хвосты русалок. Хегор ощупал рёбра — жабры заросли, но складка осталась. Стоит войти в воду, и снова возникнут.
Кожа чесалась. Чешуйки лезли на глазах. Пятно шероховатости тоже росло, и Хегор наконец узнал полотняную ткань. Вот куда делась одежда. Он сорвал не всю, остаток лохмотьев поглотила тварь. А потом повторила. Зачем?
Раньше он не подумал бы об этом, но теперь решил, что в происходящем с ним есть какая-то логика.
— Ничто не происходит просто так, — сказал Хегор вслух. И поразился звуку собственного голоса.
Он запустил пальцы в рот. Зубы исчезли. Последние при его прикосновении скрошились, словно угольки, и крошки сразу впитались в щёки изнутри, в нёбо и язык.
Сам язык в задней части покрылся твёрдыми загнутыми колючками. Хегор наколол на них палец и удивлённо разглядывал выступившую каплю крови. Щука!..
У щуки такой язык, она не может выплюнуть то, что попало ей в глотку!
Хегор почувствовал, что приближается к разгадке. Щука… чешуя, жабры, склизкая кожа… ну конечно!.. Что ешь, тем и становишься, так, что ли?.. Но я не хочу становиться рыбой!..
Он тупо уставился на правую руку. Под его взглядом на ладони возник тонкий рисунок, повторяющий нежные пёрышки рыбьих плавников, пальцы стали срастаться… Хегор зажмурился, отвернулся.
Когда рискнул посмотреть снова, пёрышки пропали, но зато срослись безымянный и мизинец.
Отвлекла тупая боль во рту. Хегор ощупал чешущиеся дёсны. Скоро проклюнулись новые зубы, все сплошь острые и загнутые… не рыбьи. Скорее нечто среднее между рыбьими иголками и человечьими клыками. Задние зубы пёрли плоские, как обычные коренные, но ровные.
Хегор сел на валун, чувствуя, как тело его меняется. На груди пятна чешуи и кожи-ткани соединились и как будто принялись воевать, кожа то быстро покрывалась чем-то похожим на плесень, то каменела. Здесь и там возникали всплески боли. Хегор разглядывал четырёхпалую руку и подумал, что это пустяки по сравнению со всем остальным.
Вспомнились глиняные игрушки, которые он лепил от скуки. Человеческие фигурки у него всегда получались четырёхпалыми, неудобно пять пальцев лепить. Девчоночье занятие, конечно, но в доброй работе от него, задохлика, толку не было. А лепить научился хорошо, хоть на ярмарке продавай, сказал однажды Данис. Шутил, верно, кому нужны пустые игрушки. Если бы миски да кувшины, а то так, птички- свистульки, мужики с топорами да бабы с коромыслами…
Пальцы сами вспомнили движение. Хегор открыл глаза и увидел, что левая рука тоже стала четырёхпалой.
Он смотрел, чувствуя, что вот-вот поймёт что-то важное… А если… Старательно ощупав левую правой, он и представил, будто мнёт глину и тщательно вылепляет…
Кожа поддалась. Хегор в панике глянул…
Последний палец всё ещё был 'двойным', но по коже уже появилось разделение, как на мягкой глине. Не переставая 'лепить' в своём воображении, он смотрел, и канавка становилась всё глубже, кости чётко вырисовывались под кожей.
Хегор с силой развёл пальцы… они легко разделились, между повисли нити слизи.
— Такими и оставайтесь, — строго сказал Хегор и представил, как ставит заготовку в устье печи, запекая натвердо.
Получилось.
Хегор откинулся на спину и засмеялся с оттенком истерики.
И снова заснул.
Хегор.
Запах багульника.
Чудовища вокруг.
Один из высоколобых силуэтов с сияющими глазами приблизился, то было неспешное движение хищника, знающего, что жертва никуда не денется…
Содрогнувшись, Хегор проснулся. В мозаику добавился ещё один кусочек. Память постепенно восстанавливалась. Блазни. Что они с ним сделали?
Пройдёт время, и я вспомню всё, подумал Хегор. Разум будет мне повиноваться так же, как и тело.
Кстати, о теле. Тварь, снова приняв его воспоминания за опасность, принялась что-то делать, но Хегор одной мыслью пресёк это — словно окликнул Сэра Шаррика, и тот виновато поджал пушистый хвост:
