Гостья не упала. Но рисунок боя был сбит, и теневая вышибла у неё меч, а потом просто и без затей пнула в живот.
Удар был такой силы, что девушку подняло в воздух и швырнуло на пол. Дыхание прервалось, сквозь искры в глазах гостья различила приближающуюся теневую, высоко занесённый дымный меч…
Гостья не закрыла глаза.
Меч сверкнул и опустился.
Смерть отчего-то не спешила.
Возможно, её смущала толпа. Вокруг бегали, шумели, Хегор хотел попросить их перестать — из-за всей этой суеты до него не может добраться Освободительница.
Тут чьи-то длинные руки выдернули его из-за бочек, как морковку из грядки. Хегор устало открыл глаза и увидел стенолома.
Он даже не закричал — лёгкие, как обычно, подвели, сжались болезненно, и ужас перед удушьем затмил ужас происходящего. Тварь держала его с лёгкостью, как будто весу в нём было не больше, чем в той же морковке. Он тяжело мотался, приложился затылком о бревно, рука оказалась больно зажата между его телом и костяной мозолью на загривке стенолома. Вот и разглядел тварь, и гораздо ближе, чем собирался.
Его встряхнули, передали из рук в руки. Мелькнули какие-то неправдоподобные твари — миражи, понял он. А потом Хегор как-то оказался снаружи и увидел их хозяина.
Стенолом встряхнул его и сбросил с плеча. Хегор повис на руках, слыша, как трещат кости, но почти не обращая внимания на боль.
Блазень. Яйцеголовый. Создатель мороков. Невысокая костлявая фигура с непропорционально огромной головой, чернущие глаза — пятна на сером лице, складка носа, безгубый рот. Блазень носил одежду, и довольно приличную, с изумлением заметил Хегор. В свите у яйцеголового был леший и два упыря.
Стенолом что-то довольно залопотал, потрясая Хегором, словно добычей хвастался. Блазень кивнул благосклонно своей нелепой башкой, и чёрные зенки впились в лицо мальчишки.
Тому показалось, что под кожей у него забегали муравьи. В голове замелькали какие-то невнятные картинки, синее небо, зелёный лес, отражения в реке, лица родных, голоса.
Блазень прищурился, и одышка отпустила Хегора. Впервые за время нападения он смог полностью наполнить лёгкие воздухом. И воспользовался этим, чтобы закричать.
Яйцеголовый дёрнулся от неожиданности. Стенолом тоже, и Хегор ударился о его грудь, словно в каменный валун врезался. Одышка тут же вернулась, блазень поморщился и отвернулся, что-то недовольно лопоча и чирикая.
Стенолом заворчал. Потом раздался гулкий медвежий рёв, и явился огромный беролак. Варута отшвырнул в сторону худого, ещё одного насадил на его же дротик. Стенолом уронил Хегора и выпрямился, растопырив лапы, загораживая собой блазня. Варута же, наоборот, опустился на все четыре и сжался, как кошка перед прыжком. Ага, вот и стрелки — запели тетивы, и морда стенолома оказалась утыкана стрелами. Но если упыря можно было пронять таким образом, то стенолом лишь разъярился.
Вырвав стрелу, угодившую в глаз, он проигнорировал остальные и с рычанием бросился на Варуту. Беролак прыгнул, и два чудовища покатились, ревя и награждая друг друга увесистыми тумаками, полосуя когтями и пытаясь загрызть.
Джерф ловко миновал дерущихся, прошёл через чёрную паутину мороков и обрушился на блазня, одно движение челюстей — и яйцевидная голова повисла на клоке плоти и кожи, почти откушенная. Страшная пасть схватила Хегора за одежду и поволокла.
Рывок.
Рубаха Хегора осталась у Джерфа в пасти. Оборотень досадливо мотнул мордой, выплёвывая, и зарычал на упыря, отобравшего добычу. Упырь, держа Хегора за руку, посчитал ниже своего достоинства разговаривать с оборотнем, вместо него подал голос стоящий рядом рорк.
Звуковой удар подшиб Джерфа в прыжке, оборотень покатился, по его телу прошла волна изменений, шерсть втягивалась и снова исходила из кожи, кости выламывались, скрипели, мускулы дёргало судорогами. Рорк, не делая пауз, чтобы набрать в грудь воздуха, продолжал своё чудовищное пение, Хегор валялся прямо перед ним, зажимая уши руками.
Хегор ударил ногой рорка в пах.
Похоже, у чудовищ Стаи там не было ничего важного, но рорк всё же отвлёкся, перевёл взгляд на мелкую добычу. Петь при этом не перестал, и звук вмял Хегора в пол. Он ощутил, как дробятся кости, а внутренности заполняются колотым льдом. Глаза вылезали из орбит, что-то рвалось в лёгких, но он всё ещё оставался в сознании.
Рорк замолчал.
Хегор слепнущими глазами увидел Даниса, ему показалось, что у друида за спиной огромные сияющие белые крылья. Вот волшебник взмахнул ими… и чуть зацепил мальчика.
Земля дрогнула, когда подошёл кто-то крупный. То ли руки, то ли лапы сгребли бесчувственное тело, вскинули вверх. Мир двигался, пыхтел и шевелился, слышались трели и щелчки, эти звуки что-то обозначали, что-то неприятное, но он не мог вспомнить…
Путешествие продолжалось целую вечность, но всё же закончилось. Он упал в грязь, удар был довольно мягким, запах болота и багульника проник в ноздри, запечатал лёгкие очередной судорогой. В глазах потемнело, он был готов молить о помощи обступивших упырей.
Нет, не упырей… Над ним стояли блазни, высоколобые, с огромными тёмными глазами.
Сухие гулкие слова звучали как будто внутри его головы. Один из блазней шагнул вперёд, Хегор подумал о хищнике, который спокойно и уверенно приближается к уже загнанной истекающей кровью жертве. Фигура наклонилась. Шишковатый лоб, вытянутая макушка, блестящие чёрные глаза без зрачков — не поймёшь, куда смотрит.
Хегор окаменел от ужаса перед чужой непостижимой жизнью. Жёсткая холодная рука ухватила его за подбородок, повернула голову туда, сюда, пробежалась по телу, ощупала руки, ноги, бесцеремонно ухватила за пах.
Боль — такое бывало и раньше — оборвала спазм, и Хегор заорал. Блазень шарахнулся.
Слова падали, отрывистые, бездушные, словно говорила машина искусников, а не живое существо, хоть и чудовищное.
