Не влияет ли она на его отношение к ней?
Выяснить что-либо доподлинно было просто невозможно… совершенно невозможно.
Тэлия начинала осознавать, что весь ее контроль доныне существовал на чисто инстинктивном уровне, что она по-настоящему не понимает механизма действия своего Дара. Подготовка, которую дала ей Ильза, была сродни той, что получали Мыслеговорители, а перед лицом этой утраты контроля мало что из того, чему учила ее Ильза, казалось непосредственно применимым к возникшей перед Тэлией проблеме. Целители, с которыми она работала, никогда ничего ей не говорили… быть может, потому, что видели контроль и полагали, что он сознателен, а не инстинктивен.
Если уж на то пошло, ее Дар может быть не слишком похож на их, не считая его воздействия. Целители безусловно не использовали свою эмпатию в качестве основного Дара; она служила им лишь придатком к Целительству.
Перед ними безусловно не стояло проблем этического порядка, с которыми столкнулась Тэлия. Когда они не Исцеляли, они попросту блокировались. И они не имели дела ни с законами, ни с политикой.
Тэлии страшно хотелось открыться Крису — и в то же время она боялась. Признание только усугубило бы ситуацию, и чем, в конечном итоге, мог Крис помочь? Его Дар даже не относился к тому же типу, что эмпатия, и подготовка, которую получил он, едва ли годилась для Тэлии.
Поэтому Тэлия не говорила ничего, мучилась сомнениями и изо всех сил старалась переломить ситуацию, которая все больше выходила из-под контроля.
Глава 6
В городках и деревнях, которые они проезжали по пути к Границе, встречалось мало примечательного. Худшая провинность, с которой столкнулись Герольды, — три случая, когда старосты деревень явно пытались что-то утаить: в двух из них оказалось, что те прикарманивали деньги, уплаченные в качестве налога, а в третьем староста намеренно не включал собственный хутор и хозяйства родичей в отчеты и налоговые ведомости. Во всех трех случаях Крис и Тэлия в сущности ничего не сделали, когда мошенничество открылось, поскольку это не входило в их обязанности. Они просто отметили всплывшие факты в своих рапортах. Когда весной явятся сборщики налогов, правда будет им известна, и виновники обнаружат, что должны заплатить изрядную пеню. Таким образом, ответственность за принудительное взыскание налогов на Герольдов не ложилась.
Бросалось в глаза, что чем дальше на север они углублялись, тем большим становилось расстояние между поселками и тем меньше сами поселки. Теперь на то, чтобы добраться от одной деревни до другой, уходила почти неделя.
Тэлия оставалась отрешенной и молчаливой, рот открывала только тогда, когда к ней обращались, и никогда по собственному почину не высказывала своего мнения. Лишь когда они переезжали из одной деревни в другую, она, казалось, немного оттаивала. В пути она сама заговаривала с Крисом, ее даже удавалось упросить что-нибудь спеть. Но как только они оказывались в пределах одного дня езды до населенных мест, ставни захлопывались, и она полностью замыкалась в себе, блокируясь от всех и вся. Когда она говорила, голос ее звучал странно, равнодушно и невыразительно. Она напоминала Крису его самого, когда он впервые шел по мосту из двух веревок на полосе препятствий: под маской Тэлии скрывалось такое же напряжение, словно она боялась, что в любую минуту может оступиться и упасть. Тантрис ничего не смог ему сказать, но даже Ролан проявлял необычную для него нервозность.
Северные края отличались еще и тем, что поселки здесь были не только меньше, но и обносились частоколами из крепких бревен, с запирающимися на ночь воротами. Зимними ночами по округе рыскали волки и другие дикие звери — и некоторые из них о двух ногах. Лес Печалей не мог отвадить их всех от сектора, как не мог и помешать разбойникам проникать в него с трех других сторон, в обход закрытой Лесом Границы. Теперь Тэлия и Крис ехали, настороженно прислушиваясь и оглядываясь; оружие они постоянно держали под рукой, а на ночь запирали дверь Путевого Приюта на засов.
Все это могло быть причиной нервозности Тэлии, если забыть о том, что она сама вроде как выросла в Приграничье, где набеги — вещь обычная, и такая бдительность должна бы быть ей не в диковину.
И все же, рассуждал Крис, с тех пор действительно много воды утекло, к тому же Тэлия никогда не входила в число защитников — она была в числе тех, кого защищали.
Но нервозности Ролана такое соображение не объясняло. Оба Спутника были умелыми и опытными бойцами; они служили более чем достаточной защитой для себя самих, своих Избранников и чирр. Крис наблюдал за Тэлией — ненавязчиво, как он надеялся, — тревожился и терялся в догадках.
Они проехали через несколько городков и деревень; Тэлия начинала чувствовать себя так, словно распадается на части, кусочек за кусочком. Щиты ее истончились до такой степени, что она уже почти не могла их контролировать, и сквозь них проникало почти все:
Тэлия знала, что не только воспринимает, но и против воли передает эмоции, поскольку Ролан начал становиться таким же нервным, как она сама. Единственной защитой было как можно глубже уйти в себя, а Крис, казалось, считал своим святым долгом препятствовать этому. Тэлия чувствовала себя потерянной, испуганной и чрезвычайно одинокой. Обратиться за помощью было не к кому: Крис сам сказал, что, по его мнению, ее Дар уникален. Теперь Тэлия не сомневалась, что он не может дать ей никакого совета по поводу того, как справиться с проблемой; его собственный Дар относился к числу тех, что почти что поддаются взвешиванию и измерению. Что же касается ее Дара, неизвестно даже, можно ли вообще обнаружить его действие. А теперь он становился совершенно непредсказуемым. Паника и затравленность Тэлии все возрастали.
Наконец они достигли городка под названием Вышнезов, расположенного почти на самой Границе. Боль уже свернулась в душе Тэлии в тугой клубок; мелкие проблемы жителей городка казались ей теперь заурядными.
В предыдущей деревне их догнала почта; одно из посланий оказалось короткой запиской Тэлии от Элспет. Та писала только, что у нее все в порядке, она надеется, что у Тэлии тоже, и чтобы Тэлия о ней не беспокоилась. Тревога Тэлии усугубилась. Она не имела представления о том, что продиктовало Элспет эту записку, что могло происходить в тот момент там, в столице. Элспет была студенткой-первокурсницей; подобно Тэлии, она оказалась единственной девочкой в своей группе. Вероятно, она выбита из колеи… наверняка растеряна… и, в довершение всего, только-только вступает в юношеский возраст. И еще ей придется столкнуться со слухами, которые уже стали известны Тэлии, и теми, что еще могли напрвдумывать в ее отсутствие. Вполне вероятно, что сейчас она нуждалась в Тэлии больше, чем когда-либо с тех пор, как была Отродьем.
Не говоря уже о том, как подействуют слухи на остальных Герольдов.
Не появится ли у них, как у Криса, искушение поверить сплетням? Или же они просто отмахнутся от них, пропустят мимо ушей… и оставят Элспет один на один с ними?
Как справляется с происходящим Селенэй? Что, если королева обращается за советами к Орталлену — Орталлену, которому Тэлия почему-то не могла заставить себя доверять?
Тэлия была настолько поглощена попытками удержать себя в руках и справиться с новыми свалившимися на нее тревогами, что почти не обращала внимания на стоящих перед ней жалобщиков — хмурую, постного вида пару, неприятно напомнившую Тэлии ее собственных сородичей-крепковеров.
Одежда просителей была тускло-черных и ржаво-коричневых тонов, бережно заштопанной и заплатанной, хотя городской голова сообщил Крису и Тэлии, что перед ними, по существу, одна из самых зажиточных пар во всем Вышнезове. Когда они тонкими, визгливыми голосами излагали свои жалобы, их рты кривились в одинаковой недовольной гримасе.
Их голоса бесконечно раздражали Тэлию, их мелочная злоба царапала ее сквозь остатки щитов, словно наждак по обожженной солнцем коже. Она была благодарна Крису, когда тот прервал челобитчиков.
— Вы полностью уверены, что девушка несет ответственность за пропажу птиц? Не может ли быть так, что в ней повинны лисы или другие хищники?
— Наши курятники так же прочны, как наш дом, Герольд, — взвизгнул мужчина. — Даже прочнее! Это она, она таскала, несмотря на то что мы ей платили хорошее жалованье и поручали только легкую работу. Не сомневаюсь, что она продавала их…
— Но кому? Вы сами сказали, что никто в городе не согласится покупать у нее кур.
— Значит, она их съедала! — парировала женщина. — Она прожорливая, я точно знаю…
