наконец любить кого-то, кроме своих родных, и понимаю, насколько сильным может быть это чувство! Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что вырастила меня таким, как говорила, и не попытаться спасти мою любовь?
— Что ж, если тебе это так необходимо, сын мой, я попытаюсь помочь, — с вздохом сдалась Гвен.
Но тут же снова посуровела:
— Но все же, по какому праву ты заставляешь меня копаться в ее мыслях, вытаскивать на свет самые постыдные воспоминания, вмешиваться в чужое сознание?
Грегори не отвел взгляда, он заговорил с непреклонностью судьи, оглашающего приговор:
— Морага использовала свои способности для того, чтобы убивать и мучить людей. Тем самым она лишила себя права эспера на неприкосновенность сознания, его содержимое по праву надлежит рассматривать всем людям, всему нашему народу. Это стало государственным делом, мы должны исследовать ее сердце, дабы определить степень вины и призвать правосудие или милосердие. Либо тут же убить, либо вторгнуться в ее разум и переделать его, — мимолетная улыбка скользнула по губам юноши. — Думаю, она выбрала бы второе.
Гвен молча глядела на своего младшего сына, обдумывая незавидное положение, в котором очутилась.
Грегори безнадежно влюблен — это ясно! Сердце матери на мгновение захлестнула слепая ярость, она ощутила желание разорвать на части эту женщину, что так бездушно манипулировала чувствами ее сына.
Положение действительно было чертовски неприятное! Если передать эту змею в руки королевского правосудия, ее смерть неминуема, и такой поворот событий напрочь разобьет сердце Грегори. Но если отпустить ее с миром, она будет мучить и терзать ее сына, пока не испепелит его душу, не выжжет всю любовь.
Исцеление Мораги казалось единственно приемлемым путем, который нанесет меньше всего вреда Грегори.
Гвен надеялась, что в лучшем случае девушка станет подходящей подругой ее сыну, если же Морага не сочтет возможным ответить на любовь юноши, то, по крайней мере, отклонит ее достаточно мягко.
— Хорошо, Грегори, — пообещала Гвен, — мы излечим ее — я найду способ.
Грегори почувствовал прямо-таки неимоверное облегчение. Напряжение, которое держалось в последние часы, покинуло его так резко, что парень сник и чуть не упал. Корделия вынуждена была поддержать его, маскируя свои действия под сестринские объятия.
— Полегче, братишка. Возможно, даже нашей матери, при всех ее добрых намерениях, не сработать такое мощное заклинание.
— Что бы ни послала Судьба — смерть или спасение — я все приму! — на лице Грегори была написана решимость.
Судьба? Такого титула ее еще не удостаивали, саркастически усмехнулась про себя Гвен, но затем подумала, что для каждого ребенка мать была именно судьбой. Тем самым фатумом, по крайней мере, немаловажной его частью, который определяет будущий жизненный путь маленького человечка. Неудивительно, что в различных культурах Судьбу чаще всего изображали в виде женщины!
Гвендолен охотно поразмышляла бы над этим вопросом, однако вынуждена была признать, что это — всего лишь попытка отсрочить неизбежное. Ее ждала работа.
Она встала на колени и, склонившись над бесчувственным телом, дотронулась до висков девушки. Взгляд Гвен расфокусировался, и залитая солнцем поляна превратилась в размытое и малореальное изображение.
Вихрь противоречивых эмоций обрушился на нее. Злость и горечь, страх и ожидание, отчаяние и трогательное томление — все это безумным калейдоскопом пронеслось в голове Гвен вместе с событиями из жизни Мораги. Затем сработал блокиратор в рассеянном сознании девушки, и Гвен, на грани провала в черноту бессознательности, отдернула руку.
— Что, все так плохо, мама?
Обернувшись, Гвендолен увидела обнимавшую ее дочь и испугалась, что вскрикнула вслух. Много бы она дала, чтоб услышать эти свои слова! Ведьма задумчиво кивнула дочери.
— Она и в самом деле предпочла бы жизнь, даже с измененным сознанием и утраченными воспоминаниями. Скорее всего, ей пришлось бы заново открывать в себе ту личность, которой она когда-то была. Но игра стоит свеч: в ней есть какая-то тоска, я думаю, по тихой и счастливой жизни. Давай попытаемся.
— С чего же мы начнем? — спросила Корделия, немного напуганная масштабами предстоящей работы.
— Лучше подумай, чем закончим, — парировала ее мать.
Затем она резко повернулась к сыну.
— Насколько я понимаю, роль идеального мужчины отводится тебе, а не груде какого-то мха?
Грегори покраснел и опустил взгляд.
— Ну, таков был наш план, — осторожно ответила за него Корделия.
— И что же ты сможешь ей предложить, когда она очнется, сын мой? — в голосе Гвен слышался вызов. — Какие, по-твоему, качества сделают тебя достойным спутником для такой красивой и талантливой дамы?
— А что, разве у меня нет талантов? — возразил Грегори.
— Есть, и причем — великие, — лицо матери невольно озарилось гордой улыбкой. — Однако все они касаются интеллекта, Грегори. Но ум — далеко не все, что нужно умной и чувствительной женщине. Какие еще дары принесешь ты ей?
— Любящее сердце, — просто ответил юноша.
— Отлично, — Гвен пошла в наступление. — Но как это будет выглядеть? Может, ты — поэт, и сможешь поразить ее воображение драгоценной паутиной образов и созвучий., в которой запутается ее душа?
— Я стану поэтом, — отважно сказал Грегори.
— Неплохо для начала, — похвалила его мать. — Но — и только. Сумеешь ли ты быть всегда романтичным, изобретательным в жестах и других способах выражения своей любви? Сможешь ли опутать ее своей волшебной паутиной романтики?
— Я научусь этому, даже если мне придется перечитать все когда-либо написанные рыцарские романы!
— Уже лучше, — улыбнулась Гвен, беседа ее явно забавляла. — Но тебе придется прочесть намного больше книг, чтоб узнать, как, по мнению женщины, следует ее соблазнять. Я не стала бы спрашивать у твоей возлюбленной, умеешь ли ты читать ее мысли (а это — мечта каждой женщины). Мне прекрасно известно, что мой сын — телепат, со всеми вытекающими последствиями. Но, Грегори, сумеешь ли ты расшифровать прочитанное? Сможешь ли поступать в соответствии с истинными желаниями женщины, не обманываясь их внешней простотой?
— Возможно, мне удалось бы преуспеть в этом деле, если б ты открыла мне ее желания.
— Это должна сделать она сама, и именно сейчас, пока спит. Пойди сюда, сядь на мое место, — одним гибким движением Гвендолен поднялась с земли и поманила сына. — Положи ей руки на виски и читай ее мысли. Что-то может показаться тебе отвратительным, что-то ужаснет, но это необходимо. Ты должен знать нынешнюю Морагу, это поможет понять тебе, чего ожидать в будущем. Ведь в глубине ее лежит скрытая, неосознанная тоска.
— Я дам ей все, по чему она тоскует, — торопливо сказал Грегори.
— Нет, сын. Человеку надо дать только самое важное! — Гвен отступила на шаг и окинула сына критическим взглядом. — А теперь займись делом: изучи ее мозг и реши, что главное, а что — второстепенное. А еще нужны кое-какие физические данные.
Юноша вздохнул со стоическим терпением:
— Знаю, мама, ты снова скажешь, что мне надо было больше тренироваться!
— Увы, Грегори, время для разговоров прошло, — вздохнула Гвен.
— Мы уже решили, мама, — вмешалась Корделия. — Тут нужен Джеффри, он при помощи телекинеза поможет с моделированием фигуры Грегори. Поверь, это сработает ничуть не хуже многодневных
