любишь задумываться.
— Только не в этом отношении, — Джеффри был серьезен. — Я очень хорошо изучил женщин в некоторых аспектах. Мне также ясно, что означает ее выбор собственного имени — Перегрина, и здесь вряд ли можно говорить о добром к тебе отношении, ведь другое значение этого слова — «сокол», «разновидность хищной птицы».
— Такая мысль приходила мне в голову, — согласился Грегори, — и я довольно долго был настороже и сохранял ментальную защиту.
— Надо было сохранять и дальше, — заметила Корделия, пристально глядя на спящую женщину.
— Ну, рано или поздно, любящие люди начинают доверять друг другу, — Грегори бросил беспокойный взгляд на Финистер.
— Вопрос в том, когда именно, — быстро возразила ему сестра.
— Оставим это решать нашей матери, — положил конец спорам Джеффри. — А пока она не вернулась, нам надо еще кое-чем заняться, чтобы как следует подготовить Грегори к роли поклонника.
— Я тоже думала об этом, — поддержала его сестра. — К тому же, не следует более держать Морагу в состоянии сна. Это может плохо сказаться на ее мышечном тонусе.
— Итак, план ясен, — кивнул Джеффри. — Будим ее и подключаем к проверке нашей новой модели по имени Грегори.
— Но я еще не готов, — внезапно занервничал тот.
— А ты никогда не будешь готов, — усмехнулся старший брат, — но тем не менее тебе придется как-то с ней разбираться. Мой тебе совет, брат, не думай о себе как о поклоннике, ты — просто заботливый и тактичный тюремщик.
Корделию слегка удивил такой поворот, но, подумав, она согласилась.
— Отличная мысль. Ты был ее надзирателем к моменту, когда она заснула. Если по пробуждении Финистер увидит тебя влюбленным, то заподозрит какой-то подвох. А так — ты по-прежнему будешь ее тюремщиком, но потихоньку станешь оказывать знаки внимания: говорить комплименты, изредка приносить одинокий цветок в прическу, неплохо отыскать драгоценный камень, которым она могла бы украсить себя.
— В конце концов, потребуй, чтоб она надела его, когда будет приветствовать их величества, — сказал Джеффри. — Делай, что хочешь, но только не будь простофилей, не пожирай ее глазами обезумевшего от страсти оленя. Не бойся проявить интерес, но сохраняй при этом вид светского человека, уверенного в своих силах, достойного противника в вашей любовной игре.
— Светский человек? — промямлил Грегори. — Вряд ли это мне подходит. У меня никакой практики в этом.
Ни внешнего очарования, ни веры в себя как любовника.
— Не волнуйся, братишка, все, что надо, я заложил тебе в мозги, — однако он вынужден был признать:
— В одном ты прав: чтоб приобрести необходимые навыки игры, нужно сыграть раунд-другой.
— Но я не могу играть чужую роль, — запротестовал Грегори.
— Ну так играй свою, — блеснула глазами Корделия. — Будь школяром, мало-помалу отходящим от своего учения, пусть она радуется, что вовлекает тебя в свою игру.
— Блестящий ход! — воскликнул Джеффри. — Затем, когда ты будешь уверен в своих силах, сможешь переломить игру и выиграть в ее же подаче.
— Хорошая метафора, но я не уверен, что на практике все пройдет так же замечательно. — Грегори по-прежнему заметно нервничал.
— Уверенность появится с практикой, — обнадежил его Джеффри. — Когда-то тебе придется пройти через это, братишка. Не бойся проиграть или получить нож в спину, мы с Корделией будем неподалеку, в случае чего кричи, и мы появимся через пару минут.
— Рано или поздно ты должен решиться, — мягко сказала сестра, — или же ей суждено спать до конца своих дней, а это немногим лучше убийства.
Грегори поднял плащ и накинул его на плечи. Затем обернулся с выражением решимости на испуганном лице.
— Ну, довольно. Будите ее.
— Нет, это должен сделать ты, братишка, — Корделия была непреклонна. — Потому что именно твои чары погрузили ее в сон, и именно твое лицо она должна увидеть, когда проснется.
Грегори и вовсе позеленел от страха.
— Я, что, должен разбудить ее поцелуем?
— Определенно, нет, — вмешался Джеффри. — Это должна быть только погоня, а не засада.
— Да, а погоне должна предшествовать слежка, как ты знаешь, — подхватила Корделия. — В конце концов, ее воспитывали как охотника, так что погоня сама по себе может способствовать сближению чувств.
— Ну что, пошли, сестренка, — повернул в лес Джеффри. — А ты, когда мы скроемся из виду, опустишься перед ней на колени и активизируешь ее сознание.
И они скрылись меж деревьев. Грегори вскинул руку и хотел было позвать их обратно. Но страх сковал горло, и он не смог вымолвить ни слова. Решившись наконец он медленно опустил руку и обернулся к Мораге. В горле стоял комок, и юноша судорожно сглотнул, прежде чем опуститься на колени.
Вид спящей женщины, ее чувственная красота вновь породили приливную волну возбуждения, которая накрыла все прочие чувства. Грегори буквально оцепенел, напуганный силой собственных желаний. Но, спустя несколько мгновений, страх отступил, интенсивность возбуждения перестала удивлять. Юноша мог поклясться, что сейчас его чувства стали намного сильнее, чем неделю назад. Неделю, во время которой родные брат с сестрицей вели планомерное наступление на Грегори, настраивая его на романтический лад.
Подавив панику, он приступил к своей задаче. Пульс Мораги и весь обмен веществ оживились, в то время, как он медленно извлекал ее сознание из пучин сна, где оно пребывало.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Женщина у ворот мужского монастыря — довольно редкое, мягко говоря, зрелище. Однако возможное! Тем более, когда женщина представилась именем леди Гвендолен Гэллоугласс. Это произвело впечатление. Дежурный монах поклонился, пробормотал извинения в связи с тем, что заставляет ее ждать, и уверил, что мигом вернется. Он отошел на десяток шагов, поймал проходившего мимо послушника и что-то прошептал ему, указывая в сторону ворот. Юноша взглянул удивленно, Гвен даже показалось — испуганно, и поспешил прочь через весь монастырский двор. Правильнее даже сказать, бросился бегом.
Привратник вернулся обратно.
— Если вы соблаговолите пройти в наш гостевой дом, я принесу вам чего-нибудь освежиться.
— Благодарю вас, — Гвен последовала за ним в маленький домик, расположенный прямо за воротами.
Она догадывалась, что и до нее женщинам доводилось по необходимости вторгаться в это святилище.
Достаточно было окинуть взглядом гостиную, куда ее провели, чтоб распознать следы, оставленные предыдущими квартирантками. В обивке мебели и убранстве комнаты сказывалась женская рука, хотя общее впечатление было, скорее, аскетическим.
Монах предложил гостье присесть и удалился. Вскоре он вернулся с подносом, на котором были вино, сыр и несколько черствых облаток. Гвен поблагодарила, налила себе немного вина, уселась и приготовилась ждать.
Она огляделась и заметила на стене картину, которая тут же завладела ее вниманием. Приглядевшись, Гвен узнала в изображении все того же отца Марко Риччи.
Портрет был выполнен в иной, более реалистической манере. Здесь святой выглядел моложе и стоял в другой позе, но, безусловно, это был именно он.
Вскоре раздался какой-то шум у дверей, и в комнату вошел молодой аббат Ордена. Лицо его лучилось удовольствием, он поспешил к гостье, на ходу кланяясь и протягивая руку для приветствия.
— Леди Гэллоугласс, какая радость видеть вас!
