Комбриг навострил уши. Что-то смекнул, впрыгнул в УАЗик и помчался к голове строя бригады.
Рык комбрига услышали не только моряки родной ему бригады, но и моряки развед-корабля НАТО «Марьята», вечно пасущегося в Баренцевом море. Поговаривали, что от рыка комбрига норвежцы объявили своим ВМС повышенную боевую готовность. Услышали, наверное, его громоподобное:
— Бригаде — боевая тревога! Подводные лодки — экстренно к бою и походу приготовить! По готовности — немедленный отход от причала в свою точку рассредоточения. Связь со мной на УКВ! Время пошло! Бегом марш, ети вашу маму! Я вас научу Родину любить! — добавил он, запрыгивая в УАЗик.
Фигуранты события ринулись по своим направлениям, опережая собственный визг. Комбриг — в штаб, моряки — на свои «эски», дворняги — к свинарнику.
Через час над Ара-губой нависла благостная тишина. Подлодки заняли свои точки рассредоточения, а комбриг хлыстом УКВ загнал их под воду, с постановкой на якорь в подводном положении. Для осознания своего пагубного поведения, на фоне учения по уклонению от воздушного обнаружения подлодок звериным глазом империализма.
Сутки сидели в глубине и на якоре. Осознавали. Чем все это закончилось — рассказ особый.
Большой театр
Постращав спесивого американца на средиземноморском театре в течение года, бригада дизельных подводных лодок вернулась в родные пенаты — на северный морской театр. Отдохнуть и подмандиться. Чтоб через полгода туда же возвратиться и опять начать вытеснять американский флот из зоны «исконно русского влияния».
Пока бригада отменно портила нервы Шестому флоту США в Средиземном море, саму бригаду «дизелей» из уютной Ура-губы безоговорочно вытеснил свой же родимый, нахраписто молодой, атомный подводный флот.
Недолго потолкавшись у Ара-Ура-Пала-губских причалов, бригада притулилась у Йокагамы (Иоканьги). Можно было бы взвыть волками, не мерцай перед подводничками долгожданный многомесячный отпуск.
Поскольку вне прочного корпуса, и не только в окрестностях Иокагамы, давно властвовала зима, усталые подлодки залезли в доки, а усталые подводники получили путевки на санаторный отдых и не только на Щук-озеро.
Два друга, два механика, два капитан-лейтенанта — Малява и Кавбека, не обремененные семейными узами, транспортировали свои усталые тела и души к прелестям материковой жизни. Не совсем фешенебельный, но ресторанно-приличный теплоход «Вацлав Воровский», менее чем за сутки (погода-то чудо!) на всех порах домчал приятелей из Иоканьги до Мурманска. Прелести кают-люкс отпечатались в мозгах друзей только через призму ресторанного изыска и изобилия.
— Слушай, на хрена нам какое-то Архангельское с его санаторием, когда можно в тепле и уюте, в кабаке и люкс-каюте, провести отпуск в гостях у «Воровского»? — высказал крамольную мысль Кавбека, когда в ресторане корабельные динамики оповестили загулявших пассажиров об окончании морского путешествия.
— Наш теплоход ошвартовался к пассажирскому причалу города-героя Мурманска. Пассажиры приглашаются на выход, — как будто отвечая Кавбеке, вновь ожили корабельные динамики.
— Вот видишь, нас приглашают на выход! Приглашают сойти в город-герой Мурманск. А почему бы нам не посетить и город-герой Москву перед отъездом в Архангельское? — высказал и свой вопрос- предложение Малява.
Два часа подремали в теплом салоне «Волги»-такси, и шустрый таксист вверил «командиров» заботам Аэрофлота, высадив их подле сугробов снега, за которыми угадывалось блочно-щелевое деревянное строеньице, громко именуемое «аэропортом Килп-Явр».
Трескучий мороз и злющий ветер оказались не помехой для Аэрофлота в его стремлении доставить Маляву и Кавбеку в столицу нашей Родины. И пяти часов не прошло после схода с «В.Воровского», как Малява и Кавбека оказались в аэропорту этого дивного города.
— На средиземноморском театре мы были, на северном — были, есть и будем. А что если мы, как белые люди, побываем в Большом театре? — вновь проявил инициативу Кавбека, как только друзья угнездились в такси.
— Шеф! Организуй нам на обед — хорошую харчевню, на десерт — Большой театр. Действуй! — изрек Малява, утверждая предложение Кавбеки.
— Есть, командир! Все будет в лучшем виде, — заверил таксист, ввинчиваясь в толчею автомобилей, рвущихся из аэропорта. Мигом смекнув о щедрости клиентов, он трещал без умолку, живописуя о возможностях отдохновения в Москве. Он не нуждался в наводящих вопросах. Мастерски плел сети соблазнов большого города так, что очень скоро Малява и Кавбека ничем не отличались от мух, попавших в сети паука. Лишь изредка взмыкивали или вздакивали, реагируя на предложения таксиста.
— Лучшая кухня здесь в «Пекине». Хорошо кормят и в «Праге», и в «Будапеште», но лучше всего — в «Пекине», — заливался таксист.
— Может, для полноты культурной программы, включить вам классных дам? Это — в момент! — не унимался он.
Уж так сложилось во взаимоотношениях друзей, что последнее слово оставалось за Малявой.
— Сначала Большой театр. А потом — посмотрим, — отверг «классных дам» Малява, вызвав на лице Кавбеки крайнее изумление и немой вопрос.
— Почему?! — просматривалось в каждом зрачке глаз Кавбеки.
— Потому! В Архангельском мы не в прочном корпусе будем сидеть. Без дам не останемся, — изрек Малява «командирским» тоном.
— Ну-ну! В Большой, так в Большой. Пока вы обедаете, я вам и билеты организую, — отозвался таксист, соглашаясь с Малявой. Кавбека промолчал.
В «Пекине» кухня была прекрасной, а вот «экзотическая» рисовая водка — дрянь. Так оценили ее друзья, переключившись на водку отечественную, справедливо полагая, что лучше русской водки человечество не изобрело продукта.
Малява и Кавбека завершали дегустацию китайской кухни полировкой желудков графинчиком водки под соленые огурчики и селедочку, когда пред их очами вновь возник давешний таксист.
— Два билета. И не на что-нибудь, а на «Лебединое озеро»! И не куда-нибудь, а в ложу Большого театра!! Командир!!! Карета подана! — сиял и ликовал таксист, подавая билеты Маляве. Щедро вознагражденный официант, учтиво кланяясь, проводил друзей к выходу из ресторана.
Друзья не «обидели» и таксиста, когда он подвез их к Большому театру.
— Через три часа я стою здесь в готовности следовать по вашему приказанию хоть на край света, — заверил он Маляву.
— Заметано, шеф! — величественно изрек Малява, направляясь с Кавбекой ко входу в Большой театр.
— Театр начинается с вешалки, говорил Станиславский, — молвил Малява, когда друзья вошли в театр.
— А заканчивается… буфетом, — добавил Кавбека, не подозревая о собственной прозорливости. Театр бурлил празднично одетой публикой, и друзьям пришлось изрядно потолкаться, пока они избавились от своих шинелей в гардеробе. Поскольку до начала спектакля еще оставалось целых двадцать минут, друзья приступили к оценке возможностей буфета. Острая китайская кухня «Пекина» жгла пожаром желудки друзей. Жажду стали утолять армянским коньяком под паюсную икорочку. Барственно- торжественное убранство театра весьма способствовало употреблению и того, и другого, при слабо заметном поползновении к насыщению. Не без сожаления друзья прервали «утоленье жажды» только с третьим звонком, приглашающим зрителей занять свои места согласно купленным билетам, а не за буфетным столиком.
