Несколько девушек в белом поддерживают твой длинный шлейф. Среди суматохи и возгласов ликования ты грациозно пересекаешь пространство перед дворцом и, по традиции, открываешь дверь клетки, полной соловьев и чижей. Птицы вылетают на волю и взвиваются в голубое, величественное небо.
Ты продолжаешь свой путь: мотоциклы и машины эскорта, пышность и великолепие… вот и дворец Голестан. Вы входите в зеркальный зал — и сейчас, уже в третий раз, в этих зеркалах многократно отразится бракосочетание Его Величества. Девушки в белом осыпают ваш путь цветами, а зал полон иранскими и иностранными гостями — в парадных мундирах, фраках и смокингах, с орденами и лентами, со шляпами и перчатками. Женщины, осыпанные украшениями и драгоценностями. Запах духов и одеколонов до головокружения густ, а взгляды гостей тяжелы.
…В уме твоем остались спутанные, хаотичные картины этой церемонии: ослепляющие фотовспышки, блеск жемчугов, золота, алмазов и иных камней; глаза, изучающие невесту из никому не известной семьи; движущиеся губы с выражением зависти, радости или поклонения; яркие западные кушанья, блюда французской кухни, свадебное кашмирское полотно, подсвечники и куски сахара-набата[22], и огромный каравай хлеба-сангяка[23], и несколько тысяч красных и белых гвоздик, и роз, и орхидей…
По окончании церемонии у тебя едва хватает сил на ногах держаться. Сколько часов ты уже пленница свадебного платья? Только за полночь ты наконец снимаешь его, смываешь с лица густой грим — и, увидев себя в зеркале, чувствуешь счастье. Сейчас ты вновь стала прежней Фарах, которая вот-вот вступит в сказочную королевскую страну. Нужно проститься с собой; окончательно… Да хранит Господь ту дочку частной портнихи! Прощай, бесхитростная впечатлительная студентка!
…На следующее утро ты — в мраморной ванной дворца. Плескаясь в воде, ты вдруг задумываешься о том, какой же длинный путь проделала за истекшие сутки — путь к этой сказочной стране. В этом новом мире тебе все незнакомо: бездумное девическое поведение здесь следует забыть, порядок же государственный — исполнять неукоснительно. Отныне все будут смотреть на тебя как на шахиню, замечая мельчайшие твои движения. И бедняжка мама! В ее возрасте — стать новым человеком, который не сможет больше, как захочет, кроить, и шить, и ставить заплатки… Но разве сумеет она удержать свой острый язычок, ведь ей что в одно ухо попадет, из другого тут же и вылетает. Ты переживаешь за нее. С ее набожной душой — как дышать при дворе, как общаться со всей этой толпой, лишенной устоев и морали? Уже за вчерашний день ты насмотрелась, как смеются над ней некоторые члены монаршей семьи. Но ничего! Не будет же дверь до бесконечности на той же петле вращаться? Скоро всем придется уважать тебя и твою маму. Дай только родиться наследнику трона, тогда никто больше не сможет игнорировать тебя и ее…
Вернувшись в столицу после медового месяца, проведенного на берегу Каспия, ты сразу почувствовала, что окружающие смотрят на тебя как-то по-другому. Каждый встречный оглядывал тебя с головы до ног, ища следы беременности, — даже дворцовые сторожа. Однако никаких таких следов не было, а потому любой день тянулся для тебя как месяц. Однажды, не в силах выдержать напряжения, ты бросилась в объятия матери и разрыдалась:
— Как это может быть — неужели мои анализы не показали ясно, что у меня нет никаких противопоказаний?!
Мать пыталась утешить тебя, но тщетно: страх перед бесплодием или рождением девочки не отступал. Подозрительность впилась в твою душу, и тебе стало казаться, что замок твоих грез разваливается на глазах.
«Может, верны те слухи, что ходят в народе, — будто сам шах бесплоден? Неужто Сорайя, как и я, пала жертвой эгоизма шахской семьи? Откуда мы знаем? Может, она ни в чем не виновата, а вся проблема — в бесплодии Его Величества?»
Дело близилось к тупику, но однажды тебя вдруг затошнило — да так, что все эти домыслы развеялись без следа. И скоро ты уже стала ангелом-спасителем шахской семьи: той женщиной, которая родит толстенького и здорового наследника и освятит будущее династии. Ангелом, которого тем больше уважали, чем сильнее вздувался его живот…
Когда приятная боль пронзила твое чрево, сам падишах усадил тебя в машину и отвез в больницу на юге города — в ту, что была построена для неимущих рожениц, но для тебя там оборудовали специальную палату со всеми удобствами.
И тут началась настоящая боль — ураган боли! Пятое измерение; мир обморока; плач синеватого окровавленного младенца, возвращение на землю, тени и призраки; открыть глаза и увидеть довольную улыбку мужа, и почувствовать поцелуй его горячих губ у себя на лбу, и выйти победительницей в самом трудном из испытаний…
— Поздравляю… Ты родила толстенького, здорового мальчика…
Ты слышала, как с улицы доносятся крики народной радости и звуки танца. Цветы прибывают в больницу не букетами — охапками. Словно, родив сына, ты гарантировала не только продолжение шахской династии, но и лучшее будущее всего народа. Ты гордишься, что стала причиной народного ликования. Обосновавшиеся в больнице иностранные корреспонденты рассылают новость по всему миру, и отовсюду на вас сыплются поздравления.
Мать твоего мужа, видимо, считает, что твои обязанности закончились с рождением сына, на которого ты больше не имеешь прав, а воспитывать его она будет по-своему. С молитвами против сглаза и порчи, с амулетами от простуды, с благословленным кишмишем и с заговоренным набатовым сахаром. А отнюдь не только в соответствии с правилами обычной гигиены.
И вот первое безапелляционное решение Тадж ол-Молук:
— Справим церемонию первой бани[24] в точном соответствии с традициями!
Какие-либо возражения — твои или супруга — в расчет не принимаются; весь шахиншахский двор — лакеи, придворные, шахские банщики и банщицы — срочно берется за работу. Церемония должна пройти как можно более пышно и по всем канонам старины, с использованием всех древних атрибутов. Тут и набедренные повязки, и банные простыни, и сверточек для младенца, украшенный искусной вышивкой. И особая банная рукавица, и серебряный тазик, и мочалка из пальмовых волокон, и белила, и румяна, и сурьма, и питье из гулявника[25] и цикория, и напиток из верблюжьей колючки[26]. А как забыть соленья с маринадами, и суп с лапшой, и гавут[27]? Как не позаботиться об оркестре со скрипками, и бубнами, и барабанами, о певцах и музыкантах?
Тадж ол-Молук восседает в кресле перед дворцовой баней и, словно некая богиня-мать, руководит церемонией. Тебя раздели догола и окуривают рутой и ладаном, а ты моешь мягкое тельце новорожденного так, чтобы сделать его неуязвимым для земных и небесных напастей. По старинным обычаям, ты и свое тело ополаскиваешь таким образом, чтобы, спаси Аллах, не привязались злые духи — ифриты.
Певицы и музыкантши заводят мелодии повеселее, и начинается пляс. А там и атака на дармовое угощение: и еда, и питье вволю, и свалка, и смех. Когда церемония заканчивается, тебе так хорошо, что ты стыдишься своих недавних возражений.
После обряда первой бани Тадж ол-Молук успокоилась насчет потусторонней угрозы младенцу, однако тут же выдвинула идею новой церемонии. И опять твои возражения были отметены. Она стоит на своем:
— Хочу, согласно семейным традициям, чтобы мой любимый внук получил приданое от родственников матери.
Тадж ол-Молук все время хочет веселиться и праздновать, причем под любым предлогом. И вот теперь предлог найден, хотя ты остаешься в недоумении. Ведь у новорожденного и так всё есть, зачем ему еще какое-то приданое от родственников матери? Во дворцах полным-полно дорогих вещей и принадлежностей, в том числе много старинных кроватей, комодов, есть старинные умывальники, а уж постельного белья…
Но у матери твоего мужа — своя задумка, и вот грузовой самолет военно-воздушных сил
