принимала участия в проекте. Когда появилась вновь, в ноябре, у Додика Ковальзона стало что-то получаться у микрофона. Барбара стала писать ему музыкальные новости, принуждала быть более активным и инициативным.
Дома Барбара забывала про Додика, целиком посвящая себя заботам о маленькой дочке Кристи, очень похожей, как казалось Барбаре, на Сашу Маркова.
В общем, в МИ-6 решили в 1975 году попробовать Севу Шаргородцева в эфире Би-би-си и последить за реакцией советский людей, сидящих у радиоприемников в различных городах огромной страны, а главное, почитать их письма, которые придут в адрес Би-би-си.
Когда появились первые письма слушателей, их очень внимательно проанализировали. Барбара стала подбирать пластинки, а Сева Шаргородцев — заучивать тексты и мысли МИ-6. Сам-то он, как показала жизнь, мало что мог. Поп-музыки он как не знал, так и не знал и, что удивительно, не хотел знать, доверял знаниям Барбары и тем сведениям, что черпал из текстов, прошедших цензуру. Он жил и работал в Лондоне, не приобщаясь к английской культуре и к тому, что происходит вокруг. Ну так жизнь на Западе лучше, конечно, чем в СССР, но очень уж скучно. Деньги у Додика появились, он пару раз здорово напился. Пытался поухаживать за Барбарой, но ее сухость и ссылки на бездарность Додика отпугнули его от нее навсегда. С проститутками ему было запрещено общаться.
К 1975 году карма «Битлз» улетучилась. Разделенным на 4 части участникам группы стало ясно, что их сольные проекты как-то быстро потеряли былую привлекательность у публики. Пожалуй, только Пол Маккартни держался молодцом со своей группой «Wings», выпускал хорошие пластинки, а на концертах собирал стадионы. Он исполнял песни «Битлз». Другие, например Джордж Харрисон, отказывались это делать и были жестоко наказаны публикой. В США его турне 1974 года проходило при пустых залах. Леннон понял первым, что совершил ошибку. Йоко Оно больше не радовала, скорее раздражала, он ушел от нее к южнокорейской модели Мэй Пэнг, дочери миллиардера, владельца концерна «Дэу». С Мэй Пэнг они скрывались от назойливой прессы на ранчо в Лос-Анджелесе. К ним присоединились Ринго Старр и ударник группы «Who» Кейс Мун. В тот период алкоголь, наверное, был единственным средством, помогавшим заглушить боль от потери «Битлз». К 1974 году эта потеря была очевидной. Для прессы они превратились в новости вчерашнего дня, мало кому интересные, да и для себя, пожалуй, тоже. Публике каждый по отдельности они, как оказалось, были не очень-то и нужны.
Но алкогольная компания к лету 1975 года распалась как-то сама собой. Мэй Пэнг уехала к отцу в Южную Корею. Леннон вернулся в Нью-Йорк к Йоко Оно, Ринго отправился в Европу, во Францию, отдохнуть на Лазурном берегу. В 1975 году подтвердилось мнение Пола Маккартни об Алене Клайне, которого Ринго, Джордж и Джон выбрали в 1969 году в качестве менеджера. Пол был против и оказался прав. Суд Нью-Йорка осудил Алена Клайна на 8 лет за мошенничество, в частности с активами «Битлз».
В Нью-Йорке Йоко Оно оборудовала на последнем этаже Дакота-Хауса, где они жили на 72-й улице, студию звукозаписи, своеобразную золотую клетку. Порой целыми днями Джон проводил среди неясных звуков и незаконченных песен, не зная, удастся ли когда-нибудь ему воспользоваться всем этим.
24 октября 1974 года умерла министр культуры СССР. Это про нее говорили: «в СССР министр есть, а вот культуры нет» — ну это как сказать. Жесткий, конечно, человек, и не со всеми деятелями культуры у нее все складывалось гладко. При ее жизни руководство советской культурой воспринималось как должное, в соответствии с установками партии и правительства. Все это Дэйв и Клифф объясняли Додику Ковальзону. Оба сразу почувствовали, что Додик не особенно-то и разбирался, зачем такой министр нужен был СССР и почему страна имела то, что имела. А он, Давид Израилевич Ковальзон, вперемежку с песнями «Дип перпл» и других английских групп, популярных у советских радиослушателей в передаче «Севооборот» (это так ему придумали Дэвид и Барбара) не всегда удачно, а иногда и зло шутил из Лондона в адрес советской культуры. Впрочем, это шутил не он, а Сева Шаргородцев, ну, в общем, как прочитал, так и пошутил.
О смерти министра культуры Саша Марков, сотрудник протокольного отдела Минвуза, услышал из уст замминистра высшего и среднего специального образования СССР в депутатском зале Киевского вокзала, где с другими ответственными сотрудниками Министерства встречал делегации министров образования соцстран, бывших на совещании в Киеве и теперь вот возвращающихся в Москву. Поезд задерживался минут на 20, никто никуда не торопился. Рассказывали, что в день смерти ее «отчитали» на политбюро ЦК КПСС за якобы незаконное строительство дачи, а вернувшись домой, она получила сообщение ТАСС о том, что двое наших ведущих исполнителей, гастролировавших в Европе, в интервью журналу «Штерн» заявили о своем намерении остаться на Западе. Два мощных удара за один день. Пошла в ванную, держа в руках сообщение ТАСС, сердце не выдержало, так и умерла в ванной, зажав в кулаке страничку неприятного сообщения.
Услышав все это, Марков задумался, ведь он знал министра лично, был у нее в кабинете, пил чай с ее любимыми горчичными сушками. Она искренне верила, что рок- и бит-группы нам нужны, ну, может, не в том виде, как на Западе, но лично министр ничего в этом не видела плохого. Но что оно так все получится, как получилось, вряд ли она это все могла предвидеть, окруженная малокомпетентными чиновниками. А что другого могло получиться, кроме безликих ансамблей с псевдорусскими названиями: «Добры молодцы», «Самоцветы», а также «Веселые гитары», «Друзья», «Поющие гитары», «Ариэль», «Голубые гитары», «Цветы», «Пламя».
Но Марков перестал думать на эту тему, пора было идти встречать поезд из Киева, сейчас для него это было самое важное.
Ресторан гостиницы «Белград». Григорий Свободкин и Игорь Кранов, руководители уже популярных на эстраде вокально-инструментальных ансамблей «Веселые гитары» и «Друзья», были приглашены на день рождения 40-летней Татьяны Васильевны Громовой, директора универмага «Москва». Свободкин и Кранов вышли покурить. Закурили.
— А ничего играют в этом кабаке, — сказал Свободкин, — профессиональные ребята.
— Да, — затягиваясь, сказал Кранов. — Спросил, как третью пластинку записали, — записали, выйдет в декабре.
— Да, долго что-то, ну это «Мелодия», — развел руками Свободкин, — там очередь среди ансамблей. А у тебя как вторая продалась? — поинтересовался у Кранова.
— По данным гонорарного отдела, расходится хорошо, да и концертов сейчас много, так что с деньгами нормально.
— Слышал группу «Машина-Грузовик», это новое явление на эстраде, далеко пойдут. Песни пишет Андрей Захаревич, резвый мальчик, — затягиваясь, сказал Свободкин. — Играют настоящий рок-н-ролл, звучат хорошо, выступают часто, иногда заключают договор с какой-либо филармонией, песни расходятся в магнитофонных записях, тексты, конечно, очень оригинальны, сильные мальчики. Откуда этот Захаревич, — поинтересовался Свободкин, — родители кто?
— Ты что, не знаешь, кто отец у Захаревича? — И прошептал на ухо, подальше от других курильщиков, стоявших рядом.
— Да ты что? — только и сказал Свободкин. — Ну это многое объясняет.
— Там вообще не все так просто. Ударник Кавабуке, у него отец японец, представитель японских авиалиний в Восточной Европе и Монголии. Отсюда и классная аппаратура.
Свободкин задумался: выступать открыто против Захаревича после того, как он услышал, что, кто и как, не имело смысла, но злость и зависть еще больше закипели внутри.
— Думаешь, мне это нравится? — спросил Кранов. — Год-два — и таких «Грузовиков» расплодится в Москве и Ленинграде видимо-невидимо.
