в этом году жалуются на него больше, чем обычно, но со мной он никогда не позволял себе подобных выходок. Я наклонилась и попыталась в щелке между руками разглядеть его лицо. Он не плакал, просто громко пыхтел и тяжело вздыхал.
— Послушай, Иэн, — сказала я. — Ведь ты же можешь взять побольше книг прямо перед закрытием и принести сразу после праздников.
— Нет, не могу! — крикнул он. — Потому что потом мы уедем! Почти на целую неделю, до самого Нового года, и мама проверит мой чемодан! Поэтому мне придется набрать у вас дурацких книг вроде «Братьев Харди», и потом, мне ведь нельзя брать за один раз больше десяти книг, потому что мне сейчас десять.
Во многих семьях есть такое правило: дети, которым пять лет, берут в библиотеке пять книг, шестилетки — шесть, и так далее. Он прислонился к большому дереву в горшке, стоявшему у стены у него за спиной, и горшок угрожающе пошатнулся.
— По-моему, десять книг — это вполне достаточно, разве нет? Если их будет больше, чемодан станет совсем неподъемным.
— Больше мне мама ни за что бы не разрешила положить, потому что она никогда и ничего мне не разрешает!
— Сурово, — вздохнула я и вернулась за стол.
Иэн выглянул в щелку между пальцами, чтобы убедиться, что я все еще смотрю на него — я смотрела. Около минуты он общипывал листья у несчастного растения и громко дышал, а потом с топотом прошагал к полке с мифологией.
Вернулся он с первыми десятью частями «Близнецов Бобси»[42] .
— Там внутри такой же идиотизм, как на обложке? — спросил он.
— В общем, да, — ответила я.
— Превосходно.
В конце рабочего дня перед моим столом возник Гленн с библиотечным экземпляром сборника «Тысяча лучших свиданий».
— Выбирай любое, — предложил он.
Я не приглашала его как-нибудь заглянуть ко мне на работу, и его самоуверенность меня слегка разозлила. Со дня концерта мы встречались уже несколько раз, к тому же он засыпал меня электронными письмами, но в последнее время я отвечала на них очень лаконично. Было в нем все-таки что-то чересчур прилизанное — ну, например, вот эта его манера задавать вопросы из руководства для романтических свиданий, составленного журналом «Джи-кью», типа «Расскажи о своем любимом детском воспоминании». Или привычка появляться откуда ни возьмись и сверкать своими клавишами-зубами.
К счастью, в детском отделе в этот момент никого не было. В тот день у меня было несколько отчаянных и безрезультатных запросов на «Полярный экспресс»[43] и «Рождественскую ночь»[44], но сейчас на нашем этаже было пусто.
— Нам нужно стремиться к спонтанности, — сказал он.
В последнее время Гленн часто это повторял, как будто видел в спонтанности какую-то особую добродетель. Наверное, для джазового музыканта это и в самом деле полезная черта — вот тебе четыре такта, которые надо чем-то наполнить, и вот тебе труба, — но библиотекаря спонтанность до добра не доведет.
Я стала листать его книгу.
— Вариант с кормлением уток мне не нравится, — предупредила я.
— Эй, детка, — сказал он и перегнулся через стол. — Я отвезу тебя на Луну.
Он играл бровями и говорил слащавым голосом Синатры.
С лестницы донесся неровный цокот каблуков.
— Быстро! — прошептала я. — Притворись, как будто что-то ищешь!
Я встала, сорвала со стула белую простыню и затолкала ее под стол. Я пользовалась ею всю неделю, надеясь, что она защитит мою кожу от обивки, но сыпи почему-то стало только больше. Я подумывала пересесть на один из наших пуфиков-мешков, подложив под него несколько стопок книг — получился бы эдакий гигантский оранжевый пуфик-трон.
Лорейн протянула мне запечатанный конверт: там, судя по опыту прошлых лет, вероятнее всего лежал подарочный сертификат на двадцать долларов, по которому можно было пообедать в одном из сетевых ресторанов на главной улице.
— С Рождеством! — сказала она. — Ну и с Ханукой, конечно, тоже. Выспись за выходные. Тебе это не повредит.
Гленн стоял неподалеку и изображал глубокую заинтересованность в книгах про Джуни Би Джонс[45]. Когда Лорейн ушла, я закрыла отдел и мы с Гленном вместе поднялись наверх. Проходя мимо стола Рокки, я хотела было представить Гленна как старого друга, но вовремя вспомнила, что Рокки видел его на благотворительном вечере. Поэтому я сказала только:
— С Рождеством! Созвонимся насчет кино.
Рокки в ответ посмотрел на меня так, будто я его ужасно рассмешила. Точнее, было видно, что ему хочется выглядеть так, будто я его ужасно рассмешила, но у него это не очень хорошо получается.
Мы с Гленном отправились в «Тратторию дель Норте», пили там много вина, и я изо всех сил старалась поддержать разговор. С каждой нашей встречей я все яснее осознавала, что у нас с ним крайне мало общего. И чем больше я об этом думала, тем меньше мне хотелось встречаться с человеком, чье главное произведение непреднамеренно основано на мелодии из рекламы чистящего средства. И мне совсем не улыбалось оказаться рядом с Гленном в тот момент, когда кто-нибудь наконец ему на это укажет. Впрочем, сам он о моих противоречивых чувствах, похоже, не догадывался и продолжал ослепительно улыбаться и весь вечер старательно не сводил с меня глаз. В детстве я столько раз смотрела «Музыканта», что с тех пор всегда с подозрением относилась к представителям этой профессии, если с их лица не сходила улыбка. А эта их манера врываться в библиотеку, вальсируя, помахивая своим мошенничьим чемоданчиком и рассуждая о спонтанности? И увещевания, что весь этот чертов городок можно спасти с помощью небольшого везения и хорошего военного оркестра?
Чтобы хоть чем-то заполнить тишину, я чуть было не принялась рассказывать Гленну о сцене, которую закатил мне Иэн, но в последний момент передумала. Если эта история начинает раздражать уже даже Рокки (ведь он знаком с мальчиком, а еще мы работаем вместе), будет ли она интересна тому, кому до Иэна и вовсе нет дела? И кто знает, возможно, из пяти сотен опрометчивых поступков, которые я совершила в ту зиму, — поступков, чреватых тюрьмой, а то и чем похуже, — именно это пьяное и почти случайное решение впоследствии спасло мне жизнь.
10
Идиотизм
В ту зиму, после истории с письмом-оригами, я изо всех сил старалась относиться к Иэну объективно. И думаю, мне не почудилось, что взгляд у него стал скучным и безрадостным и что он стал как-то по-новому переминаться с ноги на ногу, как будто сердито ждал, пока освободится уборная. Иэн всегда был склонен к быстрой смене настроения, но раньше он часто бывал радостным и иногда даже слишком шумно веселился, теперь же ничего такого в нем не осталось. Как-то в начале января я дала ему «В поисках восхитительного»[46], и на следующий день он принес книгу обратно.
— Ерунда какая-то, — сказал он. — Я не стал дочитывать.
Я была потрясена. «В поисках восхитительного» — да мои лучшие читатели проглатывали эту книгу за день и ради нее были готовы пропустить обед, если потребуется!
— Хорошо, что же тебе дать?
