Вместо ответа Роуз резко повернулся и выстрелил в окно. Стекло со звоном разбилось.
— Страшно? — снова улыбнулся Роуз. — Советую запомнить: быть наглым — занятие куда более легкое, нежели быть смелым и умным. Вашей башке это ясно? — И он приставил дуло ко лбу Ллойда.
— Мистер Роуз, — раздался голос откуда-то сверху.
Роуз почувствовал тупой удар в пистолет. Оружие вышибло из рук, а рука противно заныла.
По лестнице спускался Туситала. Его пистолет еще дымился.
— Я видел, что здесь случилось. Ты молодец, мой мальчик, не струсил перед трусом. Мистер Роуз, я, по-моему, уже говорил, что у нас оружием трясти не принято. Итак. Ллойд, позови домашних, принеси самые длинные копья, какие найдешь, и попроси запалить во дворе костер. Простите, мистер Роуз, но вас придется наказать.
Ллойд понял, что начинается очередной розыгрыш Туситалы, и, радостный, умчался исполнять его поручения.
— Вам не страшно, мистер Роуз? — поинтересовался Туситала, перезаряжая пистолет.
Минуту, наверное, Роуз молча смотрел на Туситалу, а потом спросил совершенно спокойно:
— Вы что ж, решили, будто я поверил, что вы меня вздернете на копье? Или, может быть, поджарите на костре? А может, вы решили меня линчевать? Это было бы забавно…
— Сами увидите, мистер Роуз, ждать недолго. — Туситала чувствовал, что спокойствие этого толстяка раздражает его.
— Не делайте глупостей, мистер Сочинитель Историй. Ну, вынудите вы меня уйти из вашего дома. Придет кто-нибудь другой. Представьте, что он начнет интересоваться вашими бумагами, чего я, кстати, не делаю. И вообще, он может оказаться человеком еще более противным, чем я. Поверьте: такое возможно и весьма.
— Только что вы угрожали моему сыну…
— Пасынку, — перебил Роуз.
— Я сказал «сыну». Неужели вы думаете, что это может остаться для вас безнаказанным?
Живя в доме Туситалы не первый день, Роуз знал: есть две вещи, которые угнетают Сочинителя Историй, лишают спокойствия и сна: его недописанный роман, его «Уир Гермистон», и ощущение, что он, Туситала, недостаточно помогает Матаафе. Роуз слышал, как совсем недавно Туситала говорил Фэнни: «Мы здесь занимаемся милыми розыгрышами, воюем друг с другом, а рядом идет настоящая война…»
Профессией Роуза было подслушивать и подглядывать. И он хорошо умел использовать то, что подслушал и подглядел.
— Конечно, — притворно вздохнул Роуз. И, разумеется, улыбнулся. Он надевал улыбки, как галстуки: к каждому случаю подходящая. — Нет ничего проще, когда другие воюют, заниматься розыгрышами в собственном доме и спасать сына от опасности, которая ему, в сущности, не угрожает.
— А вы-то сами что делаете, когда воюют другие? — спросил Туситала.
Внешне он оставался спокойным, но Роуз видел, что слова его возымели свое действие.
— Я работаю. Плохо ли, хорошо ли, но делаю свое дело. Честно.
— Да разве у вас дело, мистер Роуз?
— Несправедливо упрекать человека за то, что у него нет писательского таланта, а есть дар в другой сфере человеческой жизни. Так вот я-то свое дело делаю, а вы? Простите, мистер Сочинитель Историй, но вы больной человек, если вы как следует не возьметесь за «Гермистона», можете попросту не успеть. Я знаю: перед собой вы оправдываетесь тем, что помогаете Матаафе. Как помогаете, позвольте спросить? Госпиталь? Там Фэнни днюет и ночует, а не вы. Статьи? Вы сами знаете, что бумагой войну не остановишь. Деньги? Единственное, пожалуй, но ведь это деньги, которые вы заработали давно, в те времена, когда еще умели по-настоящему работать.
Увидев, что монолог подействовал на Туситалу, Роуз решил использовать главное свое оружие:
— Кстати, вам лучше вообще не соваться в эту войну. Один раз сунулись — хватит.
— Что вы имеете в виду? — тяжело поднял глаза Туситала.
— Может быть, забыли, как уговаривали Матаафу не начинать первым? Как он промедлил из-за вас?
— Откуда вы знаете об этом разговоре?
Высокомерная улыбка укрепилась на лице Роуза.
— Я же вам объяснил, что делаю свое дело честно. А у меня такая профессия, я должен знать немножко больше, чем могут ожидать от меня. Так вот, Матаафа не выступил, когда Лаупепе был слаб, промедлил, и теперь вашему самоанскому другу приходится нелегко, очень нелегко.
— Неправда! — вскричал Туситала. — Матаафа никогда и никого не слушается. Он всегда делает только то, что решил сам!
— Теперь можно успокаивать себя этим. Можно успокаивать себя даже тем, что вы хотели предотвратить войну. Что ж, очень благородно. Вы не хотели крови, не хотели смерти детей… Что вы там еще пишете в своих статьях? Но факт остается фактом, мистер Туситала, Матаафа терпит поражение за поражением, и теперь только идиот может сомневаться в победе Лаупепе. Простите, наверное, я был с вами излишне откровенен, но кто еще скажет вам правду в этом доме? Вас все берегут, все жалеют. — Роуз тяжело вздохнул. Со стороны могло показаться, что весь разговор ему самому крайне неприятен. — С вашего позволения, пойду немного прогуляюсь, а если все же решите меня линчевать — буду к вашим услугам сразу после обеда.
Мистер Роуз широко улыбнулся и вышел.
А Туситала побрел на берег океана.
Волны не лизали прибрежные камни, а бросались на них с яростью, будто завидовали вечной неподвижности огромных глыб, и жаждали унести их с собой в море. Поднялся ветер. Зашуршал, заговорил самоанский лес. С треском упало дерево, стая птиц взмыла в почерневшее небо.
Туситала сидел у самой воды и смотрел в даль океана. Светлый у берега, океан темнел к горизонту и там, у горизонта, сливался с ярко-оранжевым небом, и, где сливались они, пролегла белая, как волны прилива, полоса. Красный глаз солнца, далекий и непокорный, властно глядел па эту картину.
«Чего же стоят мои слова? — снова возвращался Туситала к тому, что мучило его уже много лет. — Ладно бы, они не приносили пользы, но, оказывается, они еще приносят вред. Этот противный толстячок прав…»
И Туситала вспомнил, что не так давно разговаривал об этом. Но с кем? С Фэнии? Нет, другие разговоры он вспоминал. Кто-то недавно мучил его беседами, совершенно искренними и обнаженными. Но кто же, кто?.. Конечно, Джон Сильвер непостижимый вестник его болезни.
Ветер поднимался все сильнее. Глаз солнца наполовину скрылся, высокомерный и ироничный, подмигивал он всему, что было на земле — мол, вы меня еще не знаете, сейчас я вам устрою шутку.
Туситала поднялся во весь свой рост и увидел вдали паруса прекрасного корабля. Это была «Испаньола». Джон Сильвер стоял на носу; красный плащ развевался под ветром. Опершись о костыль, старый пират внимательно вглядывался в береговую линию, словно искал кого-то.
— Я здесь! — крикнул и упал…
Был ветер. Сплошной стеной встал дождь.
Фэнни, Генри и Ллойд искали Туситалу и не могли найти его ни в гостиной, ни в кабинете, ни в саду…
— Я знаю, куда он пошел, — сказала Фэнни. — Есть только одно место, куда он мог отправиться, если этот отвратительный Роуз измучил его своими разговорами.
Они вышли за порог, и сразу дождь сотнями плеток ударил их по спинам.
— Генри, ты с нами? — спросила Фэнни.
Генри Моор, ничего не ответив, быстро зашагал вперед.
Признаться, Фэнни немного удивило такое поведение ее уравновешенного друга, чьи приключения всегда заканчивались там, где начинались неудобства. Но не до размышлений было ей сейчас.
Туситала лежал на берегу океана, подняв лицо к небу. Волны, будто жалея его, падали совсем рядом, лишь обдавая его брызгами.
Фэнни бросилась к мужу, увидела, что Луис шевелит губами, и улыбнулась.
Впрочем, в кромешной темноте ее улыбки никто не заметил. Генри снял с себя плащ. Они завернули в
