— А?
Шона поймала его взгляд.
— С моей стороны было несправедливо просить тебя остаться. Дамам не стоит смотреть на весь этот ужас.
Шона догадалась, что, вероятно, вся та боль, которую он испытывал, нашла отражение на ее лице.
— Я слеплена из более крутого теста.
Его губы тронула мягкая улыбка.
— Не сомневаюсь в этом.
— К тому же ты однажды обещал научить меня, как ухаживать за пострадавшими. Самое время начать, не правда ли?
— Похоже, что да, — вздохнул Коналл.
Баннерман вернулся с медицинским чемоданчиком и подносом. Одного мимолетного взгляда на пострадавшего хозяина хватило, чтобы над его верхней губой проступили капельки пота. Налив бренди в стакан, он поспешно удалился.
— Хорошо, — сказал Коналл, с трудом принимая сидячее положение. — Начнем сначала. Принеси мне зеркало и влажное полотенце.
Шона принесла то, что он просил, и теперь смотрела, как он промокает кровь, сочившуюся из разбитой брови.
— Проклятие! — Его лицо от досады покраснело. — Я полагал, что она меньше. Открой мой чемоданчик и достань баночку с надписью «Медный купорос».
Затем Коналл объяснил ей, как приготовить раствор — одну часть порошка смешать с четырьмя частями воды.
— Красивый цвет, — восхитилась Шона. — Голубой, как твои глаза. Что это?
— Кровоостанавливающее средство. Оно прижжет рану, остановит кровотечение.
Шона ощутила приступ дурноты. Прижжет рану? Как будто он еще не настрадался от боли?
Она смочила бинт голубой жидкостью.
— Сделай глубокий вдох.
И прижала ткань к ране. Коналл поморщился, с шумом втягивая в рот воздух сквозь стиснутые зубы.
— Тысяча проклятий! Надеюсь, что он разбил о мою голову свой кулак.
Шона промокнула излишки купороса с его лба и улыбнулась.
— Да, на мой взгляд, голова у тебя и впрямь твердая. Полагаю, что свой второй кулак он разбил о твою челюсть.
Коналл пошевелил челюстью и хмыкнул.
— Сомневаюсь, но мне до сих пор чертовски больно.
— Синяк уже почернел. Думаю, что в этом деле могу тебе помочь. Знаешь, лучшим средством от синяков является коровий навоз.
— Коровий навоз? — Коналл усмехнулся и тут же поморщился.
— Не смейся! Может, в Лондоне вы его и не используете, а здесь он в ходу.
Коналл сжал зубы, чтобы не рассмеяться, но ему это не удалось.
— Будешь продолжать смеяться, ущипну.
— Нет, прости, у меня и в мыслях не было над тобой смеяться.
— Хуже не станет, если попробуешь. Хочешь, я принесу тебе свежую коровью лепешку?
— Нет, но все же спасибо, — давясь от смеха, сказал Коналл.
Шона пожала плечами:
— Как угодно.
— Ладно, хорошо. Я попрошу тебя сделать для меня кое‑что еще. Положи ладонь мне на ребра, вот сюда.
Шона положила. Ей давно хотелось дотронуться до его тела, но все вышло не так, как она себе представляла. Его кожа была горячей, и даже легкое прикосновение заставило его поморщиться.
— Хорошо. А теперь я покашляю, а ты скажешь, не чувствуешь ли под пальцами крепитации, то есть хруста. Ты это сделаешь?
— Думаю, да.
Коналл сделал глубокий вдох и покашлял. Напряжение вызвало у него гримасу боли.
— Я ничего не чувствую, Коналл. Никакого хруста.
— Отлично. Значит, кости целы.
Он глотнул бренди и устало лег на спину.
Шоне было мучительно видеть его страдания.
— Я бы многое отдала, чтобы поменяться с тобой местами.
Он протянул к ней руку и провел пальцем по проколу под ее подбородком, оставленному острием кинжала Дункана.
— На твою долю и так выпало слишком много испытаний. Если бы я мог, забрал бы всю твою боль, чтобы ты перестала страдать.
У Шоны от прилива эмоций перехватило дыхание. Коналл взял в ладони ее лицо и поднес к своим губам. Шона сделала в этом поцелуе то, чего никогда в жизни не делала и не помышляла делать. Она сдалась.
Ее ладонь заскользила вниз по его плечам и мускулистой груди. Он был таким сильным телом и духом, и ей отчаянно хотелось слиться с этой силой.
— Ты проявил невероятную отвагу в этом поединке с Брэндабом Маккалохом. Я так гордилась тобой и твоими познаниями в том, как победить противника. Научишь меня всему тому, что знаешь?
— Только если пообещаешь не применять полученные знания на мне.
Шона прикусила губу.
— А что еще можно сделать, чтобы надолго причинить человеку мучительную боль?
— Познакомить с шотландкой, — усмехнулся Коналл.
От его насмешки она невольно разинула рот.
— Вот, оказывается, каковы твои истинные чувства?
Коналл весело хмыкнул, но тут же поморщился.
— Беру свои слова обратно. Я не в состоянии вести с тобой войну.
Шона скосила на него глаза.
— Очень хорошо. Извинения приняты.
— По поводу извинений, — громко заметил он. — Нам с тобой еще предстоит разобраться с твоей вчерашней ложью.
— С какой ложью?
— Спектаклем с растяжением связок, который ты передо мной разыгрывала вплоть до сегодняшнего утра.
— Ах это.
— Как только поправлюсь и встану с постели, быть тебе битой.
По ее лицу скользнула лукавая улыбка.
— А что заставляет тебя думать, что я выпущу тебя из постели?
Его лицо приняло сладострастное выражение.
— Господи, какая же ты все‑таки жестокая, раз способна так провоцировать раненого мужчину.
— Какая есть, — пожала плечами Шона.
— Может быть, но кое‑что в тебе я собираюсь изменить при первой же возможности.
Коналл приблизил ее лицо к своим губам.
— И что это? — спросила она, опаляя его своим дыханием.
— Твою фамилию.
