вами.
Я собираюсь апеллировать к вашему великодушию, а с такой просьбой я не обращалась ни к одному мужчине.
— У меня остался не слишком большой его запас, — сухо заметил Стеттон.
— Наверное, именно поэтому я не очень рассчитываю на успех, — откликнулась Алина. — И все же мне причитается шанс, хотя бы один. Месье, он заключается в том, что вы должны спасти меня.
— Что я и пытаюсь сделать.
— Я не это имела в виду. Я имела в виду, спасти меня от вас. Я в вашей власти; признаю это. И прошу вас быть великодушным.
Терпение Стеттона истощилось.
— Но чего вы хотите? О чем вы говорите? Мне кажется, я уже был достаточно великодушным.
И в самом деле, разве на данный момент больше двух сотен тысяч франков наличными не заперты наверху, в столе мадемуазель Солини?
— Вы были великодушны, — согласилась Алина, — и даже более того, на что я могла рассчитывать. Но сейчас дело не в этом. Мне не нужно денег, месье, я хочу быть свободной.
— Быть свободной? — подозрительно спросил он.
— Да. Разве вы не понимаете? Месье, три месяца назад, — а кажется, что прошло много лет, — я обещала вам выйти за вас замуж. В то время я очень хорошо понимала, что делаю, и шла на эту сделку охотно; и в самом деле, какой у меня был выход? Я была в большой опасности… без помощи… я должна была заботиться не только о себе, но и о Виви. Но с тех пор я питаю отвращение и ненависть к самой себе за это. Вы джентльмен, месье. Я прошу вас отпустить меня.
— Что? Что? Вы…
— Подождите… Дайте мне договорить. Несмотря на то что я презирала себя, я все же имела нерушимое намерение сдержать слово, как только благополучно устрою брак Виви. Такое намерение сохранялось у меня до вчерашнего дня. Но вчера, — здесь голос мадемуазель Солини дрогнул, казалось, она боролась с чувствами, — вчера, месье, один благородный человек — джентльмен — просил моей руки.
— Принц! — с яростью вскричал Стеттон.
— Я не сказала, кто это был, месье. Это было бы нечестно по отношению к нему. Но теперь вы знаете, чего я хочу. Его предложение делает мне честь. Я прошу вас разрешить мне принять его.
Она остановилась, глядя на Стеттона из-под опущенных ресниц. По тому, как он молча смотрел на нее, он, казалось, был тронут. Наконец он сказал:
— Но это невозможно! Я люблю вас!
— Месье, вы не можете отказать мне. Я умоляю вас…
Я умоляю вас о милосердии…
Он повторил еще более твердо и окончательно:
— Это невозможно. Я не могу отпустить вас.
Поведение Алины внезапно изменилось. Она подняла голову и с вызовом посмотрела прямо ему в глаза:
— Вы не дадите мне свободу… не освободите меня от обязательств?
— Нет.
— А что, если я сделаю как хочу?
— Не посмеете.
— Вы решитесь выдать меня?
— Да, если вы меня к этому вынудите.
Наступила тишина. Алина опять опустила глаза. Потом взглянула на него снова и сказала безнадежно:
— Что ж, хорошо, месье. Но тогда еще одно… Знайте, я не позволю вам меня позорить. На нашем с вами договоре поставлена точка.
Стеттон с изумлением смотрел на нее:
— Но что вы собираетесь делать?
Алина ответила тем же тоном, в нем слышались безнадежность и отвращение:
— Что я могу сделать? Мне остается лишь… жизнь в затворничестве и молитвах. Вы найдете меня в монастыре, месье. Я покину вас, чтобы удалиться туда.
Стеттон сразу вскочил и бросился к ней с искренними протестами. Она не должна делать этого! Он не допустит! Он любит ее… И не может отказаться от нее…
Он последует за ней к дверям монастыря… Не позволит ей туда войти! Он не может!
Стеттон бушевал, угрожал и умолял поочередно. Она заключила договор — и должна сдержать слово! Она не любит его? Он не может отказаться от нее… нет, не может! Он сделает все… пойдет куда угодно… даст ей все, чего она захочет.
Но ее не тронули его восклицания.
Ее глаза были мокрыми от слез; увидев их впервые, он подумал, что они восхитительно хороши. И почувствовал неодолимое желание поцелуями стереть их. Но она не позволила ему коснуться ее.
— Никогда, — вскричала она, — никогда, никогда!
Он в отчаянии закричал:
— Но вы должны… вы должны! Я не могу жить без вас! Потерять вас теперь? Это сведет меня с ума! Алина… дорогая моя… послушайте меня, Алина… вы должны выйти за меня замуж!
— Ах, месье. Слишком поздно! Нет… нет… не искушайте меня… я решила…
Он внезапно бросился на колени, умоляя ее выйти за него замуж. Она что-то пробормотала… он отчаянно протестовал… Казалось, его искренность поколебала ее.
Он клялся всем самым святым, что у него ничего важнее в жизни нет. Она взглянула на него и внезапно спросила:
— Могли бы вы жениться на мне сейчас… вечером?
— Почему… что… я не понимаю… — начал заикаться он, совершенно озадаченный.
— Вот и видно, месье. Простите, но у меня были причины сомневаться в вас.
— Что я могу сделать? — вскричал Стеттон. — Жениться на вас сегодня вечером невозможно. Нужно подготовиться… это может показаться странным… Я сделаю все, что могу.
— Значит, вы готовы взять на себя обязательства?
— Конечно! Вы имеете в виду контракт? С радостью!
— Нет, я имею в виду не контракт. Об этом я не просила бы. Но, видите ли… я желала бы быть уверенной…
Вы напишете мне сегодня вечером?
— Написать вам? — Кажется, он не понимал.
— Да, — ответила она. — Напишите то, что вы мне сказали.
Она опять вела какую-то тайную игру. Она даже рискнула улыбнуться — слегка кокетливой, призывной улыбкой, смягчившей ее слова.
Этого можно было не делать, Стеттон и так не видел причины, почему бы ему письменно не предложить женщине замужество, если он только что сделал это устно?
Больше того, он готов был немедленно написать документ, тут же, на столе, в библиотеке.
Алина сразу подумала, что в доме нет другой бумаги, кроме почтовой их с Виви, цветной и пахнущей духами.
А это могло оказаться опасным для ее целей. Она ответила, что совсем не обязательно делать это здесь, в ее доме, будет вполне достаточно, если он пришлет формальное предложение из отеля.
Стеттон ответил в том духе, что намерен сдержать слово. «Вы получите его завтра утром», — пообещал он и отправился своей дорогой.
Глава 18
Предложение номер два
— Чен!
— Да, мадемуазель.
— Почта пришла?
