— А я сомневаюсь. Вы не можете быть так жестоки ко мне. Разве вы все забыли? Вы больше не любите меня?
Ее рука обвилась вокруг его шеи; она придвинулась к нему чуть ближе:
— Как вы можете упрекать меня, Пол, за то, что я хочу иметь дом, положение, имя? Вы знаете, что я имела бы все это, если бы могла; нет нужды говорить, где находится мое сердце. Если вы сами не можете жениться на мне, Пол, почему же вы не хотите позволить мне найти счастье там, где оно ждет меня?
Повисла пауза, во время которой генерал разглядывал ее с печальным и сочувствующим видом. Но когда он заговорил, голос его был абсолютно твердым.
— Алина, мне очень жаль — поверьте, — мне очень жаль, но это невозможно. Я принял решение. — И, как бы укрепляясь в своем приговоре, и так уже достаточно жестким, повторил: — Я принял решение.
Алина подумала: «Он слабеет». Ее вторая рука обвилась вокруг его шеи. Ее руки встретились на его плече.
— Пол, — промурлыкала она, глядя ему в глаза, — Пол, послушайте меня. Вы думаете, я перестала любить вас? Я не смогла бы, дорогой. Потому что, выходя замуж за принца, я не обязана отдавать ему свое сердце.
Оно — ваше. Оно всегда будет принадлежать вам. И…
Это была еще одна ошибка. Генерал, сразу понявший, о чем она говорит, снял ее руки со своей шеи и с такой силой оттолкнул ее, что она упала бы, если бы не ухватилась за спинку кресла. Нирзанн стоял, тяжело дыша, разглядывая ее с ужасом и отвращением.
— Мой бог! — вскричал он, задыхаясь от гнева и презрения.
Алина села в кресло, отвернув лицо. Она больше не сердилась; напротив, теперь она была собранной и до чрезвычайности спокойной. Она наконец осознала, что ситуация отчаянная, что только чудо или гениальный ход могли бы спасти ее. Она должна все обдумать — ей нужно время, чтобы подумать! Она повернулась к генералу:
— Вы решили выдать меня? — Она спросила это словно для того лишь, чтобы подтвердить информацию.
Вместо ответа, генерал просто кивнул.
— И вы требуете, чтобы я сама, добровольно, аннулировала свое обещание принцу?
— Я ничего не требую. Я предлагаю вам альтернативу.
Наступила короткая пауза. Потом Алина сказала:
— Я не знаю… мой рассудок отказывается… я не знаю, что сказать. Дайте мне время подумать…. Оставьте меня и возвращайтесь через час.
— Тут не о чем думать, — резко ответил он. — Выбор прост: да или нет.
— Но я должна подумать… у меня голова идет кругом… Что плохого я могу сделать за час? С вашей стороны было бы куда мудрее позволить мне этот брак, если хотите, чтобы я в своем ответе предусмотрела и ваши желания.
— Я не предполагаю рассмотрения моих желаний, мадемуазель; я не желаю, чтобы вы это делали. — Он помолчал, но она ничего не сказала, и тогда он продолжил: — Я думаю не о себе, а о принце. И, позвольте мне сказать вам это, я не буду ждать ни часа, ни десяти минут. Я не доверяю вашему слову… Я даже не разрешу вам остаться в Маризи. Когда я доведен до предела, то не останавливаюсь ни перед чем. И я опасаюсь вас.
— В самом деле, генерал? Вы мне льстите, — саркастически усмехнулась Алина, она тянула время. — Вы не доверяете моим словам? Что же еще вам от меня нужно?
— Не знаю… что-нибудь… письмо… согласие… я должен иметь что-нибудь, написанное вами. Если до того, как я покину этот дом, у меня ничего подобного не будет, то я направлюсь прямо к принцу и расскажу ему все.
Письмо! Алина быстро отвела глаза, чтобы не выдать своих мыслей. Письмо! Постой… как это можно сделать… О, минутку подумай! А! Она чуть не выдохнула это вслух. Идея! Постой… Постой… Да! Ее мозг лихорадочно работал, мысли вспыхивали подобно молниям быстрыми, яркими вспышками вдохновения.
— Вы настаиваете на немедленном ответе?
— Да.
— И вы сказали… письмо…
— Да. Письмо к принцу. Это было бы самое лучшее.
— И я должна покинуть Маризи?
— Сразу.
Опять повисла тишина, пока Алина сидела, очевидно размышляя. Генерал стоял, разглядывая ее со спокойным видом человека, который готов умереть и скорее умрет, чем сдвинется с места.
Вдруг Алина сказала:
— Я уеду.
— Вы уедете? — вскричал генерал, не ожидавший этого.
— Да. Я уеду. Сразу. Сегодня вечером… или завтра утром. И я напишу вам ваше письмо. Когда-нибудь вы заплатите за это, генерал. Не знаю ни чем, ни когда, но заплатите. — Она поднялась.
— Я предполагаю, мадемуазель. — Генерала не тронула ее угроза, он этого ожидал. — Но позвольте мне предупредить вас: не пытайтесь обмануть меня. Мне нужно письмо сейчас, и вы должны покинуть Маризи завтра не позднее этого же часа.
Потом, видя, что Алина направилась к дверям, спросил:
— Вы куда?
— В свою комнату, писать письмо, — был ее ответ.
Он ничего не сказал, и она исчезла.
Генерал сел ждать. А ведь, кажется, ему удастся выйти из этой истории почти без ущерба для собственной шкуры. Генерал ощутил даже некоторое подобие благодарности к мадемуазель Солини, не слишком сильной благодарности, конечно, но все же. А когда через пятнадцать минут она вернулась, держа в руке розоватый конверт, он посмотрел на нее не так презрительно, как еще полчаса назад. Теперь он чувствовал скорее доброе к ней расположение.
Алина, подойдя к нему, отдала конверт. Он не был запечатан. На нем была почтовая марка и под ней адрес: «Мишелю, принцу Маризи, дворец Маризи, Маризи».
Генерал оглядел конверт, взглянул на адрес и опустил письмо в карман.
— Это — конец всему, — сказала Алина, — всему. — В тоне ее были печаль, смирение, но и гнев тоже. — А теперь, генерал, я намерена кое-что потребовать от вас, я заслужила это, вы не можете мне отказать.
Генерал поклонился и собирался было заговорить, но она перебила его:
— Я намерена покинуть Маризи завтра утром. После того, что произошло, я здесь не останусь. Но мне не хотелось бы, чтобы принц получил это письмо До того, как я уеду. И не хотелось бы, чтобы вы сами прочли его раньше завтрашнего утра. Причин объяснять я не стану, прочтя письмо, вы сами все поймете.
Вы должны пообещать мне это, генерал, должны поклясться.
— Я обещаю, даю слово, — сказал генерал, тронутый, несмотря ни на что, этой сдержанностью перед лицом несчастья. — Я с радостью обещаю, мадемуазель. И если есть еще что-нибудь…
Алина, казалось, на мгновение задумалась.
— Только то, — сказала она наконец, — что, если месье Стеттон спросит вас обо мне, скажите ему, что вы ничего не знаете. Ничего. Обещайте мне.
— Обещаю, даю слово, — повторил генерал, опять подумав про себя, что дешево отделался.
— Помните, вы не должны читать письмо до завтрашнего утра. И конечно, оно должно прийти по почте.
Вот почему на нем марка — принц не должен знать, что вы его видели.
Конечно нет, подумал генерал, а вслух сказал:
— Я дал вам слово, мадемуазель. Я все сделаю именно так, как вы просите.
Возникла неловкая пауза. Алина отодвинулась, будто давая понять, что больше говорить не о чем. Генерал неуверенно начал:
