Среди долгов были и шестьсот тысяч франков, заплаченные за доставленный из Парижа великолепный бриллиантовый крест, который принц подарил Алине в качестве свадебного подарка. Еще больше долгов было в Маризи.
Со времени смерти принца кредиторы шумно требовали свои деньги и, что еще хуже, отказывали в дополнительных кредитах. Принцесса была уже в долгу перед сокровищницей государства, к тому же сокровищница практически тоже была пуста.
Не слишком приятная ситуация для принцессы, недавно понесшей тяжелую утрату. Так думала Алина, но надо отдать ей должное: вместо того чтобы тратить время на стенания по поводу трудностей, она искала пути их решения.
Сначала она подумала, что следует увеличить государственные налоги. Услышав об этом, де Майд улыбнулся.
— От налогов будет получен очень небольшой доход, — утверждал он, — а то немногое, что идет в фонд управления Маризи, поступает из Парижа и Санкт-Петербурга в знак признательности за некоторые услуги, оказанные нами их правительствам в области связей с Балканскими государствами и турками. Франция платит двести тысяч франков в год, русские — двести пятьдесят тысяч. Принц уже выбрал эти суммы за три года вперед, оттуда ожидать нечего.
Таким образом, Алина оказалась лицом к лицу с серьезной проблемой. И, раздумывая над ней, она пришла к выводу о том, что ей нужен Ричард Стеттон, Нью-Йорк.
Подумав так, она начала действовать: подошла к телефону и позвонила в отель «Уолдерин».
С первых же звуков голоса Стеттона, нетерпеливого и радостного, когда он понял, с кем говорит, принцесса поняла, что он все еще принадлежит ей. Это было все, что ей хотелось знать. Она попросила его зайти навестить ее во дворце на следующее утро в одиннадцать часов.
Когда Стеттон явился на двадцать минут раньше назначенного времени, его сразу же провели в апартаменты принцессы на третьем этаже, в небольшую приемную, изящно и со вкусом обставленную. Вскоре он услышал сзади шорох портьеры.
Он обернулся и увидел принцессу.
Алина предполагала, что при встрече могут возникнуть некоторые трудности, однако была готова к битве.
Никогда, подумал Стеттон, она не была так прекрасна, так желанна.
Одетая с головы до ног в фиолетовый траур, со своей белой кожей и золотистыми волосами она была сверхъестественно хороша. Ее прекрасные серо-голубые глаза смотрели на него… Как, неужели приветливо?
Стеттон, со своей стороны, был слишком взволнован, ему было очень не по себе. Он, как и прежде, склонился над ее рукой, но поцеловать не решился. По правде сказать, он был порядком напуган. Ведь вдобавок ко всему она как-никак была принцессой.
— Не могу выразить, как я рада видеть, что вы все еще в Маризи, — сказала Алина. — Я опасалась, что вы вернетесь в Америку.
— Да, я уезжал, — ответил Стеттон, глядя на нее так, будто хотел наглядеться на всю оставшуюся жизнь, — но в ливерпульских газетах прочел о смерти принца и вернулся.
— А! — улыбнулась Алина. — Значит, вы все знаете.
Стеттон озадаченно смотрел на нее.
— Я имела в виду, что вы знаете, как я вас ждала, — объяснила Алина.
— Я не понял.
— Но, месье… тогда почему вы вернулись?
— Не знаю. Нет, знаю. Чтобы увидеть вас.
— Вот! — сказала Алина, будто он в чем-то признался. — Видите, я права.
— Может быть, — согласился Стеттон, — но я не знаю, что вы этим хотите сказать.
Алина засмеялась:
— Вы же знаете, что я послала бы за вами.
— Откуда я это мог знать? Я мог только надеяться.
— А почему? Ведь вы ненавидите меня, я думаю.
— Пожалуй.
— Тогда почему же вы надеялись, что я за вами пошлю?
— Потому что, когда я не ненавижу вас, я вас люблю.
Алина одобрительно смотрела на него:
— Мой дорогой Стеттон, вы совершенствуете язык.
Это хорошо. Вам понадобятся все ваши достоинства: образованность, воспитание, внешний лоск — все, что сумеете набрать.
— Для каких целей?
— Пока это секрет, он будет открыт позже. Теперь же давайте будем откровенны, — пока только пристрелка.
Скажите мне прямо, что вы думаете обо мне. Только правду.
— Вы очень хорошо знаете, что я о вас думаю.
— И тем не менее скажите.
— Я не могу вам сказать.
Но по выражению глаз молодого человека легко было догадаться, что он думает.
Алина улыбнулась и дерзко заявила:
— Тогда покажите мне.
И в следующее же мгновение он схватил ее в объятия, крепко прижал к себе и осыпал неистовыми поцелуями ее губы, щеки, шею.
— Вот что я думаю! — вскричал он сразу охрипшим голосом.
То, что он делал потом, было мечтой всех последних месяцев. Ее дыхание возле его губ сводило его с ума; ее губы, хоть и не отвечали так же горячо, были податливы и сладки.
— Вот что я думаю! — пьянея, опять воскликнул он.
— Но, Стеттон, вы должны помнить, — начала Алина, попытавшись освободиться.
— Я ничего не помню… ничего, кроме того, что я люблю вас! Вы скажете мне, что вы — принцесса, что я должен уважать память принца. Я ничего не уважаю.
Я люблю вас!
— Но вы не должны говорить мне это… сейчас, — протестовала Алина таким тоном, словно приглашала немедленно повторить сказанное им.
— Я совсем не должен говорить, — мрачно сказал Стеттон, — и отлично это знаю. Я был глупцом, влюбившись в вас, а теперь стал еще большим глупцом, раз говорю вам об этом. Видите ли, Алина, я начал понимать вас. Вы никогда никого не любили и никогда не полюбите. Вы никогда не любили меня; вы просто играли мною и делали со мной, что хотели, а потом отбросили. А я все еще люблю вас, к вашему сожалению…
Принцесса прервала его:
— Вы ошибаетесь.
— Ошибаюсь в том, что люблю вас?
— Нет.
Принцесса помедлила мгновение и вдруг решительно продолжила:
— Стеттон, вы ошибаетесь, повторяю. — Она с нежностью смотрела на молодого человека. — Почему вы полагаете, что я не люблю вас? Потому что я вышла замуж за принца? Уверена, вы не думаете, что я любила его. Можете вы понять, что амбиции женщины могут быть сильнее, чем ее любовь? Ну что ж, амбиции удовлетворены… — она задумчиво смотрела на него, — моя любовь — нет.
— Вы имеете в виду!.. — вскричал молодой человек, задрожав от радости, не столько услышав ее слова, сколько увидев выражение ее лица.
— Я имею в виду, Стеттон, что у меня все еще есть ваше предложение, и я намерена принять его.
Стеттон слегка нахмурился.
— А, это… — начал он и остановился.
