— Мы его похоронили. На холме, с видом на речку. Вокруг раскидистые сосны.
— Правда?
— Да ладно, Дженис! Какая тебе разница, что мы с ним сделали, а?
— Моя сестра не полетит!
— Ну скинь ее на полосу.
— Нихера себе. У костюма борода отросла!
— Тони, ты мешаешь работать.
— Борода выросла, или что-то непонятное. Ай! Он живой! Он живой!
— О господи, о боже, Тони, что ты натворил?
— Это тебе.
— Знаю, знаю, Тони твой лучший друг.
— Президент Франклин — мой лучший друг.
Интересно, что за курица такая? Небось кокер-спаниель.
Каждый год он посылает отчеты о том, чем занимаются его племянники и племянницы. Кто поступил в Вест-Поинт, а кто дает всем подряд.
— Да ладно, я лично отбираю морепродукты.
— Да ну? Ты их нюхаешь когда отбираешь или пялишься в космос, размышляя об аренде, или какую херню ты еще там переживаешь?
— Разве Пуси не ваш друг?
— Друг.
— Это ведь тот самый друг, которого чуть не унесли утки, так?
Не кричи на меня, ок? Не рискуй с поносом-то.
— Агент Харрис!
— Энтони Сопрано, у нас ордер на обыск дома, имущества и семейного автомобиля.
— Что сегодня ищите, начальник?
— Краденые авиабилеты. Мошенничество с использованием почты, мошенничество с переводом денег, и другие федеральные преступления.
— Все, Тони, закончилось. Мой тебе совет: забудь. Если у них только двадцать три билета, считай, у них вообще ничего нет, и они это знают.
— Я понимаю, что это мелочь, но в том-то и дело! Еще одна минута, если бы я смог постоять, говорить «Да, мам. ОК, мам. Слышу, мам». Еще бы минута и меня бы здесь не было бы. От обвинения в убийстве отбился, а тут обосрался. На ровном месте споткнулся. Я все запорол.
— Тони…
— Да ну, тут тебе и федеральное обвинение, и федеральное агентство авиации. Пока все не закончится, они еще успеют египтян на самолетах мне пришить, и ты сам об этом знаешь!
Вы срываетесь на расистские выкрики в сторону индийской пищи, вашу мать — старую летучую мышь… Что еще случилось?
— Мне приснился сон, что я от души вас оттрахал прям на этом столе. Вы были в восторге.
— Так сказали, будто швырнули камнем.
Если Кармелла тебя увидит, будет в жопе у тебя еще одна дырка.
Я думаю, что Нью-Йорк — это такое переживание, которое необратимо меняет человека.
— Водогрей полетел! Взял и лопнул!
— Гарантия, наверное, закончилась.
— Привет, мам.
— Надо же, кто звонит!
— В общем-то, я стою прямо перед тобой.