— Я полагал, что тебе известно о несчастном случае с твоим кузеном. — Он нахмурился и, наклонив голову, заглянул за Лахлана. — Я думал…
Лахлан, бросив взгляд через плечо, успел заметить, что Эванджелина неистово мотает головой. Поймав его испытующий взгляд, она резко замерла, а Лахлан, выругавшись, повернулся к ней.
— Ты знала, что Йен ранен, и не сказала мне?
— Лахлан, ты не понимаешь.
Она подняла руки вверх.
— Пожалуй, мне следует оставить вас, чтобы вы обсудили это между собой.
Бросив на Эванджелину сочувственный взгляд, Иский исчез в потоке света.
Лахлан потащил Эванджелину в конюшню.
— Вон! — приказал он двум парням, которые, удивленно взглянув на него, вылетели в открытые двери. — А теперь объясни мне, чего я не понимаю.
— У меня не было выбора, Лахлан. Ты не полностью поправился, и… и я не могла рисковать и оставить Иския в руках Магнуса дольше, чем…
— Ты говоришь мне, что знала о ранении Йена и даже не пошевелила пальцем, чтобы помочь ему?
Нет, даже задавая такой вопрос, он знал, что она не могла так поступить.
— Ты меня не слушаешь. Я даже не была уверена, что видению Авроры можно верить, потому что тогда она впервые не находилась в трансе. — Его ошеломленное молчание Эванджелина восприняла как разрешение продолжать. — Даже если бы я посчитала, что такое возможно, не было способа узнать, где Йен, и я не могла оставить тебя.
— А когда ты поняла, что я поправился, почему не тогда? Почему ты тогда не рассказала мне?
В груди у Лахлана мучительно застучало сердце, он до боли стиснул зубы.
Эванджелина опустила голову, но потом подняла взгляд к Лахлану.
— Я должна была сделать выбор. Нам нельзя было терять ни людей, ни время. Вопрос стоял так: или спасать Йена, или спасать фэй от неминуемой гибели, грозящей им, если Магнус раскроет секреты Иския. Независимо от моих чувств к Йену я не могла…
— Чувств? У тебя нет чувств. Ты бездушная стерва. Я дурак, что верил тебе. Твой отец прав.
Эванджелина с трудом вздохнула, словно он вонзил ей в сердце кинжал, а Лахлан сжал руки в кулаки, чтобы его гнев не вырвался из-под ненадежного контроля и не позволил ему вытряхнуть из Эванджелины жизнь.
— Я отправляюсь в Данвеган и хочу, чтобы, когда вернусь, тебя здесь не было. — Он угрожающе шагнул к Эванджелине. — Предупреждаю, чтобы ты больше никогда не попадалась мне на глаза, иначе я не отвечаю за свои поступки. Ты поняла меня?
— Да… да, я поняла.
Она даже не позаботилась смахнуть слезы, бежавшие по щекам.
— Ты очень искусна, Эванджелина, и можно действительно поверить в твою заботу.
Лахлан не стал обращать внимание на тупую боль в груди, вызванную подавленным состоянием Эванджелины, и, выйдя из конюшни, прошел мимо направлявшихся туда Фэллин и ее сестер, даже не потрудившись задержаться, чтобы показать, что он их заметил.
— Вижу, ты сама любезность по отношению к леди, — усмехнулся Бродерик, шедший позади женщин.
— Я не в настроении, — подняв руку, остановил его Лахлан.
— Заметно. — Бродерик нахмурился и, взяв друга за локоть, пошел рядом с ним. — Что случилось?
— Я не могу терять время. — Лахлан сбросил руку Бродерика. — Мне нужно быть в Данвегане.
— Если у тебя не сохранилась магия Эванджелины, тебе понадобится…
Резко повернув голову, Лахлан пронзил друга взглядом.
— Никогда больше в моем присутствии не произноси ее имя!
— Постой, Маклауд. Я перенесу тебя к камням.
Лахлана рассердило предложение Бродерика, однако ему ничего не оставалось делать, кроме как принять его. Без магии Эванджелины он был совершенно бессилен — также бессилен, как был бессилен спасти своего кузена, и это все из-за нее.
Бродерик внимательно всмотрелся в друга, а потом положил руку ему на плечо, и они очутились у стоящих камней, как раз за коттеджем Иския. Бродерик удержал Лахлана, прежде чем тот вошел в камни, которые выведут его в Королевство Смертных.
— Что она сделала? — спокойно спросил он.
— Я сказал тебе, у меня нет на это времени.
— Да, сказал. Я пройду с тобой через камни и перенесу тебя в Данвеган.
Заметив упрямо выставленный подбородок Бродерика, Лахлан сдался. Без помощи Бродерика путешествие в дом своего кузена Рори на острове Скай заняло бы у Лахлана большую часть дня.
— Мой кузен Йен был ранен. Господи, я только знаю, что он при смерти, а эта бессердечная мерзавка не сделала ничего, чтобы спасти его. Она принесла его в жертву, даже не подумав о том, какие страдания причинит моей семье. И все потому, что она не могла допустить, чтобы Магнус получил такое же оружие, как мой меч.
Лахлан закрыл лицо руками, снова почувствовав тошноту от того, что она сделала.
— Как тебе известно, я никогда полностью не доверял Эванджелине, но я все же знаю, как Сирена и ее семья важны для Эванджелины. Не могу поверить, что она позволила бы твоему кузену умереть, если бы думала, что может спасти его.
— Что ж, поверь. Она сама мне в этом призналась.
Он выбросил из головы воспоминание о ее раненом взгляде, о бледном, залитом слезами лице и ступил в камни.
— Ты решил, как поступишь со своим браком?
— Я не женат. Я изгнал ее из Волшебных островов.
— Возможно, это не самое разумное решение с твоей стороны, Лахлан, — поморщился Бродерик.
— Неужели ты можешь думать, что после того, что она сделала, я захочу видеть ее рядом с собой? — заскрипев зубами, огрызнулся Лахлан.
— Я просто говорю, что женщине с такой энергией, как у Эванджелины, опасно становиться поперек дороги. Думаешь, твоя семья, так же, как ты, отречется от нее?
— Неужели ты серьезно? — Лахлан раздраженно покачал головой. — Конечно же, они поддержат меня. Ее так же не захотят видеть здесь, как не хотят видеть в Волшебных островах.
— Такова и моя точка зрения. Кроме Фэллин и твоего дяди, твоя семья — это единственные люди, кто не избегает ее. Меня беспокоит, что боль, которую она непременно почувствует, оставшись без них, приведет ее на край, и ей будет все равно, на кого обратить свою магию. Если она начнет мстить, ни смертным, ни фэй не поздоровится.
— Ты хочешь сказать, что веришь в то, что она олицетворяет зло?
Предчувствие беды поползло вверх по спине Лахлана.
— Она дочь своей матери, — пожал плечами Бродерик, — но кроме этого, судя по той ее энергии, что я видел, она будет грозным врагом. Могу только молиться, чтобы я ошибался, — сказал Бродерик и оставил Лахлана на ступеньках Данвегана.
Распахнув дубовые двери, Лахлан расслабился от облегчения, услышав пронзительный детский смех, несомненно, доказывавший, что у Йена не все плохо.
