— Что это за переполох? — поинтересовалась я у посыльного.
— Братья Инос. Отчаянные ребята. Устраивают лодочные гонки в гавани прямо перед частным пляжем Уикхэма. Каждый День труда, вот уж два года как. Но младшему приходится ждать, покуда стукнет четырнадцать — тогда они смогут соревноваться все вместе.
Я расписалась в бланке доставки, взяла ключи от машины и решила, что о том, как на ней, собственно, ездят, подумаю как-нибудь потом. Уж больно хотелось посмотреть состязания братьев Инос.
Я пропустила спешащих на берег учеников вперед — еще не готова была вливаться в общий поток. По обеим сторонам дорожки росли высокие дубы. Несмотря на солнечные очки и широкополую шляпу, я все равно старалась держаться в тени. Вдоль дороги стояли небольшие здания, выполненные в том же стиле, что мое общежитие: из серого камня, с большими застекленными окнами и дверями. Перед некоторыми на газоне стояли красные таблички с названиями самих этих домов и сообщением, что именно там находится. И все такое величественное, с размахом. Большинство учеников, что шли сейчас по одной дороге со мной, проходили мимо оранжереи (которая сама по себе возбудила мой интерес) и вниз по нескольким пролетам каменной лестницы, заканчивавшейся на пляже.
Так вот он какой! Вот как выглядит океан днем. Столько долгих ночей я провела, глядя, как луна отбрасывает на глади волн полоску молочно-белого сияния. Столько раз мечтала увидеть эти волны при свете солнца. Хоть я и могла худо-бедно выносить дневной свет, но на берег выйти никогда не отваживалась. Не то чтобы вампиры бросали открытый вызов природным силам — нет. И все же океан, солнце, счастье стоять на берегу днем — все это существовало в каком-то ином мире. Мире, куда мне был доступ закрыт. Мире, что для меня был лишь источником страданий.
Океан пах солью, мокрой землей и свежим, бодрящим воздухом. Солнце так задорно искрилось и играло на воде, что мне аж захотелось поймать этот свет, коснуться его, набрать полные пригоршни. Все тут дышало счастьем — я и сама была сейчас совершенно счастлива. По пляжу Уикхэма валялось множество больших камней самых разных форм. Низкие, чуть выше колена, волны лениво накатывали на берег. В бухте собралось человек пятьдесят. Как Род и сказал, острое вампирское зрение все еще оставалось при мне, так что я наскоро обвела полоску пляжа взглядом и насчитала семьдесят три человека.
А песок! Цвет его складывался из тысяч самых разнообразных оттенков — кораллового, желтого, коричневого и серого. У стенки, что отделяла пляж от территории кампуса, была сложена груда темно-синих зонтиков. Я различала полоски пластика в спицах зонтиков и складки ткани. От пляжа в море уходил деревянный причал для лодок.
Посередине бухты торчал островок, совсем маленький и почти голый: несколько дубков да полоска песка вдоль кромки воды.
Отвернувшись от моря, я подошла к каменной стенке. Она была не слишком высока, чуть выше человеческого роста. Я без труда вскарабкалась на нее, ставя ноги в трещины между камнями, и уселась по-турецки. Здесь, в тени под веткой старого дуба, да еще в солнечных очках, я чувствовала себя достаточно защищенной. Откинувшись назад и опираясь на руки, я устремила взор на океан.
Волны деревьев на островке покачивались под ветром, волны набегали на берег. И вдруг я ощутила… безошибочно почувствовала на себе чей-то взгляд. Первая моя мысль была о Вайкене, хоть я и понимала, что в такое солнечное время дня он не может быть рядом. Да и потом, он же думает, будто я еще сплю. Вайкену скоро исполнится сто пятьдесят восемь лет. В таком возрасте большинство вампиров не способно находиться днем даже в затененной комнате — правда, Вайкен не такой, как все, он особенный. Хоть я сама и создала его, но не могла не признать: он один из самых одаренных вампиров, каких я только видала на своем веку.
Честно скажу — оглядевшись и обнаружив, что на меня глазеет всего-навсего группка стоящих у воды девушек, я испытала огромное облегчение. Они разглядывали меня с головы до ног. Занятно — среди женщин-вампиров у меня было несколько подруг, но они никогда не рассматривали меня столь тщательно и с таким видом, словно со мной что-то не так. Пристальнее всех таращилась прехорошенькая девица: чуть пониже меня, с длинными белокурыми локонами. И то сказать, верно, я выглядела диковато: вся бледная, губы ярко-алые, на лицо спадают пряди длинных каштановых волос.
— Можно сесть с тобой?
На полоске песка передо мной стоял мальчик-азиат в синих джинсах, располосованных вдоль одной штанины так, что в прореху виднелось правое бедро почти целиком, в разноцветных босоножках — красной и желтой, и синей рубашке на пуговицах. По лицу я распознала в мальчике японца и ответила на его родном языке:
— А почему ты хочешь сесть рядом со мной?
Брови у него так и взлетели вверх, губы невольно сжались. Он провел рукой по торчащему вверх гребешку черных жестких волос.
— Я не говорю по-японски, — ответил он на чистейшем английском. — Вот родители, те говорят.
— Вот странно, — удивилась я. — Чтобы японец разговаривал только по-английски?
Сняв очки, я посмотрела ему в глаза.
— А ты-то где японский выучила? — Опершись одной рукой на стенку, он ответил мне таким же пристальным взглядом.
— Да я вообще уйму языков знаю, — пожала плечами я, вглядываясь в глубину карих глаз, исподволь формируя меж нами незримую связь.
Вампиры умеют по глазам определять намерения собеседника. Если он смотрит вам в глаза, ему можно верить. Правда, иногда этот способ меня подводил — и мне лгали. Обнаружив такое предательство, я без колебаний разрывала солгавшему горло острыми клыками. Однако у этого паренька аура была белее снега, а душа невинна.
— И сколько же именно? — поинтересовался он.
— Двадцать пять, — честно ответила я.
Он засмеялся — похоже, не поверил. Я не подхватила его смех, а продолжала все так же серьезно смотреть ему в глаза. Мальчишка разинул рот от изумления.
— Тогда тебе прямая дорога в ЦРУ, — проговорил он и протянул мне руку. — Меня зовут Тони.
Я ответила на рукопожатие и украдкой взглянула на тыльную сторону его запястья. Четкие, хорошо выраженные вены — он был бы легкой добычей.
— Лина Бьюдон, — представилась я.
— Бьюдооон, — повторил он, сильно растягивая последний слог. — Здорово. Так можно?
Он показал на место на стене рядом со мной.
— Но почему?
Я говорила без тени злости или неприязни. Мне было и в самом деле страсть как интересно, отчего это совершенно нормальному с виду парнишке вздумалось сесть рядом с такой, как я.
— Может, потому, что все остальные тут слишком выпендриваются, — предположил он, кивая на группку девушек, что все еще глазели в мою сторону.
Они даже еще ближе подобрались. Я ответила им таким же вызывающим взглядом. Честность Тони пришлась мне по вкусу.
Принятый в этом столетии стиль общения меня просто завораживал. Такой небрежный, легкий, без всех этих условностей и формальностей начала двадцатого века. А мне снова — уже в который раз — придется приспосабливаться. Много сотен лет я вслушивалась в малейшие оттенки интонаций, примечала, как движутся губы, как слетают с них звуки. Я стояла на страже, я изучала многие языки, стараясь найти наилучший способ приспособиться к ним, усвоить их. Понимание того, как и почему люди говорят друг с другом, позволяло мне незаметно влиться в их общество — так было куда легче убивать.
Эти мысли пронеслись у меня в голове, но исчезли когда Тони, подтянувшись, уселся на стене рядом со мной, болтая ногами и ударяя пятками по камню. Сперва мы сидели молча. Я была рада этому — молчание позволило мне украдкой разглядеть моего нового приятеля. Высокий — чуть выше меня — и мускулистый, точно борец. Сидя почти вплотную к нему, я видела очертания выступающих вен у него на шее. Однако теперь меня интересовало другое. В каждом ухе у него было по меньшей мере по десять серег. Причем некоторые такие широкие, что растягивали мочку уха, и я видела дырки насквозь.
— Ну а ты почему сидишь тут одна? — поинтересовался он.
