явствует, что Канарис фактически взял верх над своими соперниками из СД.
Отныне в компетенцию абвера входила не только «тайная служба информации за границей», т. е. шпионаж, но и борьба со всеми организациями, «угрожающими нацистскому режиму», развертывание саботажа и диверсий, выявление связей групп Сопротивления с иностранными разведками и т. д.
СД сохранило за собой контроль над внутренней политикой оккупированных государств, все дела, касавшиеся их политического положения, и т. д.
С 1939 года машина абвера работала на полный ход. Фашистская теория разведки обернулась жестокой и кровавой практикой. Казалось, абвер, а вместе с ним и Канарис достигли вершины власти.
Но именно в этот период выявилось с полной очевидностью, что сложная, хитроумная и жестокая машина абвера была, по сути дела, бессильна перед могучим антифашистским движением народов. Как ни свирепствовали фашисты в оккупированных странах, «крамола» поднимала голову то в одной, то в другой стране. На место одного павшего борца становились десятки и сотни новых. Вдохновленные победами советского народа, бойцы великой армии Сопротивления наносили удар за ударом по гитлеровской военной машине и по нацистским карательным организациям, в том числе и по абверу.
Абвер во Франции
Канарис, который предстает сейчас на страницах многих ученых трудов, выпущенных в ФРГ, да и не только в ФРГ, как друг и почитатель западных стран, в свое время рьяно помогал Гитлеру в осуществлении его планов захвата Западной Европы и в проведении оккупационной политики. Перед началом блицкрига на Западе Канарис фактически перестроил свою шпионскую сеть, нацелив ее на выполнение диверсионных, а потом и чисто карательных функций.
Так же как и в ходе польской кампании, отряды абвера проникали на территорию очередной жертвы гитлеровской агрессии, нарушали коммуникации, сеяли панику, дезорганизовали жизнь страны. Абвер шел впереди регулярных войск.
Иллюстрацией к этой тактике может послужить операция, которая с восторгом превозносилась сотрудниками абвера как «опытно-показательная». Она была разработана в ноябре 1939 года в имперской канцелярии, где проходило совещание под председательством фюрера. На этом совещании Канарис предложил силами диверсионных отрядов абвера захватить мосты через Маас и Альбер. Правда, голландцы все же успели взорвать большую часть мостов. Но железнодорожный мост у Геннепа попал в руки немцев нетронутым.
Произошло это так: на шоссе, которое вело к мосту, появилась колонна немецких военнопленных, конвоируемых людьми в голландской военной форме. Как только колонна приблизилась к мосту, «военнопленные» и «конвоиры» кинулись на солдат, охранявших мост, и перебили их. Вскоре через мост промчались немецкие танки. «Военнопленные» оказались диверсантами из дивизии абвера «Бранденбург», голландские «конвоиры» — агентами Канариса в Голландии, участниками муссертовского движения[4].
Примерно так же действовали команды абвера и в портовых городах Западной Европы: с моря и суши они совершали пиратские набеги на береговые укрепления и корабли. Таким набегам подверглись Роттердам, Антверпен, Булонь, а затем Дюнкерк, Дьеп, Гавр, Руан и Брест.
Во Франции подразделения абвера в дни блицкрига также врывались в города и населенные пункты часто раньше передовых частей армии. Одна из задач, которую они должны были решить, — это захват секретных документов. В руки агентов Канариса попали целые вагоны секретных бумаг, которые потом по приказу адмирала тщательным образом изучались.
Бывший руководитель филиала абвера во Франции Оскар Райле рассказывает в своей книге «Тайный фронт на Западе», что Канарис, прибыв во Францию вместе с видными сотрудниками абвера полковником Пикенброком и Бентивегни, остался чрезвычайно доволен действиями своих подчиненных. «Он был в отличном настроении», — пишет Райле.
Действительно, размах и эффективность действий абвера превзошли ожидания самих фашистских главарей.
Через шесть-семь дней после оккупации Парижа в столице Франции был создан специальный пункт абвера — КО. Его штаб-квартирой стал отель «Лютеция». Уже самый факт создания КО в Париже показывал, что Канарис решил всерьез и надолго осесть во Франции. И действительно, фашистский адмирал сразу же начал приспосабливать машину абвера для нужд оккупации, сосредоточив главное внимание на борьбе с движением Сопротивления.
Абверовцы вели себя в поверженной Франции как истые грабители. Они пьянствовали и развратничали не меньше, чем их «конкуренты» из гестапо и СД. «Шампанское, — пишет в своих мемуарах бывший сотрудник абвера, — лилось рекой… В «Лютеции» была великолепная кухня, вина лучших марок доставались нам по баснословно дешевым ценам».
Однако за попойками сотрудники Канариса не забывали и о своем гнусном «деле».
С первых же дней оккупации они повели жестокую войну против французского народа. И тут Канарис опередил своих коллег из СД. Дело в том, что начальнику абвера, обладавшему громадной агентурной сетью в Европе, было ясно: капитуляция правительства Франции вовсе не означает, что французский народ поставлен на колени. Колонизация европейских стран, превращение их в покорных вассалов нацистской Германии были легко достижимы лишь на бумаге, в хвастливых статьях Геббельса, в бредовых трудах Розенберга. Но Канарис знал, что фашисты вступили в борьбу с народами Европы не на жизнь, а на смерть. И он прилагал все силы к тому, чтобы создать для гитлеровцев наилучшие, по его мнению, исходные позиции в этой борьбе: расправиться с движением Сопротивления, отрезать Западную Европу от остального мира, уничтожить руководителей антифашистского движения, разложить патриотические силы, основать во Франции опорные пункты из предателей-коллаборационистов.
С лета 1940 года по указанию абвера во Франции находились под неусыпным контролем аэродромы, железные и шоссейные дороги, а главное, побережье. Все рыбачьи шхуны, которые могли быть использованы для переправы французов через Ла-Манш, подвергались тщательному осмотру. Часть их была конфискована. Лица, подозреваемые в помощи патриотам, подвергались жестоким репрессиям. Абвер вел переговоры с военным министерством Виши, добиваясь полной легализации своих действий и в неоккупированной Франции.
Одним из первых мероприятий Канариса была попытка полностью «закупорить» французскую территорию, лишить Францию связей с внешним миром.
Одновременно абвер по указанию Канариса расширял свою агентурную сеть в оккупированных странах, привлекая для работы местных фашистов, авантюристов всех рангов и мастей, а также уголовные элементы. «Миллионный город, — пишет начальник КО в Париже Райле, — имел достаточно авантюристов и темных личностей, которые за хорошую плату или за другие материальные блага были готовы к сотрудничеству с нами…»
Гигантская сеть фашистского террористического аппарата опутала порабощенную Европу. Уже с осени 1941 года вступил в силу приказ «Ночь и туман». Согласно этому приказу в любой дом, к любому французу, голландцу, бельгийцу, норвежцу, которого подозревали в участии в движении Сопротивления, в любое время суток могла явиться гитлеровская полиция, арестовать его, засадить в тюрьму, концлагерь, подвергнуть нечеловеческим пыткам, послать на казнь. Тем, кого арестовывали по приказу «Ночь и туман», можно было не предъявлять обвинений. Их официально лишали всего: помощи близких, права на защиту, права на помилование. Их лишали даже имени. В тюрьмах и концлагерях они фигурировали как безыменные единицы. Их не судили, об их казни не оповещали даже самых близких родственников… Эти люди попросту «исчезали», «изымались» из жизни.
…Ночь и туман царили на улицах французской столицы. Громадный город с осени 1941 года находился на осадном положении. По распоряжению командования вермахта кино, театры, кафе были закрыты с 17 часов. В это же время прекращало свою работу метро. Парижанам не разрешалось выходить на улицу с 6 часов вечера до 6 часов утра… Облавы следовали за облавами. Десятки тысяч французов были брошены в концлагеря, и прежде всего коммунисты, члены прогрессивных организаций, левая
