Меч в терновом венце

2

Что ж мне делать коль прошлым так пьяно
Захмелела внезапно душа?
И в полночных огнях ресторана,
По-старинному так хороша,
Ты сидишь средь испытанных пьяниц,
Дочь далеких придонских станиц,
И пылает твой смуглый румянец
Под коричневой тенью ресниц.
Колыхаются серьги-подвески,
Расцветают в зеленом огне
И трепещут короткие блески
В золотистом анжуйском вине.
Что на речи твои я отвечу?
Помню окрик казачьих погонь,
Вижу близко, как весело мечут
Эти камни разбойный огонь.

ПАРИЖ

Опять в бистро за чашкой кофе
Услышу я в который раз
О добровольческой Голгофе
Твой увлекательный рассказ.
Мой дорогой однополчанин,
Войною нареченный брат,
В снегах корниловской Кубани
Ты, как и все мы, выпил яд —
Пленительный и неминучий
Напиток рухнувших эпох,
И всех земных благополучий
Стал для тебя далек порог.
Всё в той же бесшабашной воле
Порывы сердца сохраня,
Ты мнишь себя в задонском поле
Средь пулеметного огня.
И, сквозь седую муть тумана
Увидя людные бугры,
Сталь неразлучного нагана
Рвешь на ходу из кобуры.

Что можем мы и что мы знаем
В плену обыкновенных дней,
Упрямо грезя грозным раем
Жестокой юности своей?
С настойчивостью очевидца
Своей страны шальной судьбы
Мы заставляем сердце биться
Биеньем бешеной борьбы.
Что ж, может быть, в твоей отраве,
Париж, смешон теперь наш бред,
Но затереть никто не вправе
Тех дней неизгладимый след.
Пока нам дорог хмель сражений,
Походов вьюги и дожди,
Еще не знают поражений
Не победившие вожди.

Как счастлив я, когда приснится
Мне ласка нежная отца,
Моя далекая станица
У быстроводного Донца,
На гумнах новая солома,
В лугах душистые стога,
Знакомый кров родного дома,
Реки родные берега.
И слёз невольно сердце просит,
И я рыдать во сне готов,
Когда услышу в спелом просе
Вечерний крик перепелов,
Увижу розовые рощи,
В пожаре дымном облака
И эти воды, где полощет
Заря веселые шелка.

Мой милый край, в угаре брани
Тебе я вымолвил: «Прости».
Но и цветам воспоминаний
Не много лет дано цвести.
Какие пламенные строфы
Напомнят мне мои поля
И эту степь, где бродят дрофы
В сухом разливе ковыля?
Кто дали мглистые раздвинет —
Унылых лет глухую сень?
И снова горечью полыни
Дохнет в лицо горячий день:
Набат станиц, орудий гулы,