неслабыми ручными пулемётами, снаряжёнными соответствующим боезапасом, в этой самой фронтальной броне, задачей которых является выкашивание всего того, что может представлять собой угрозу тем, кто идёт за ними. Вы скажете: оно же весит ого-го сколько, дисбаланс, все дела. Вот внимательнее присмотрелись бы, так увидели, что у этой броньки все элементы между собой соединены, образуя что-то вроде щита. Так и защищённость лучше, нагрузка, как бы смешно это ни звучало, меньше, да и шансов повалить этот ходячий танк шквальным огнём с фронта практически нет, хотя это являлось уже приятным дополнением. Собственно, оно и делалось на тот случай, если впереди что-то рванёт, почему сапёрку за основу и взяли. Вот сами прикиньте, кого здесь в те времена повстречать можно было? Только что ожмуревших, да всякое беглое из вивариев, так по их души ручные пулемёты и предназначались. Это уже потом экзоскелеты шагнули в массы, и всё стало гораздо проще, а поначалу ещё и не так выкручивались. За этими красавцами следуют остальные, то есть парни в броне полегче, но более манёвренные, задачей которых было прикрывать спину тем, кто идёт спереди, да и не только им, наука, медицина и кого ещё тогда до кучи брали. С тыла этот парад прикрывается ещё одной такой же парой. На бумаге вроде всё гладко, а на практике про аномалии и прочие местные особенности тогда мало кто знал... Алё, машинист, хорош смолить там, не продохнуть уже, - выразил своё неудовольствие Камаз в адрес водителя, решившего закурить.
- Слышь, пИхота, - скабрезно сделав акцент на первом слоге отозвался водитель, - сам за руль садись, раз умный такой. Помни - твоя жизнь в моих руках.
- Ты чего нервный такой? - занял сторону Камаза Гусь.
- Противогазов не выдали, что ли? - водитель был упрям, и просто так отказываться от вредной привычки не желал. - Давай дальше рассказывай, мне тоже интересно.
- Не, я не понял, - не унимался Камаз.
- Мужики, а что у меня есть, - Витальич, поняв, что грызня на борту является весьма неуместной, достал из своего рюкзака бутылку с чем-то мутным.
- Убери, - мрачно процедил Дима, - как человека тебя прошу, убери. Вот вернёмся, тогда хоть ужритесь, а сейчас...
- Да ладно тебе, Димон, - медик старался говорить непринуждённо, однако в его глазах недвусмысленно читалось, что назревающую ссору лучше задавить в зародыше любыми способами. - По чуть-чуть-то можно. Да и профилактика простудных заболеваний нелишней будет, всё же весь день на холоде ошивались. Руль, тебе на Базе налью. Камаз, что там дальше-то было?
К Базе конвой подъехал почти затемно. По мере приближения, лица в отряде становились всё менее напряжёнными, но полностью расслабленным, даже после употреблённого мутняка, выставленного Витальичем, назвать нельзя было никого - возвращаемся назад, живые, это хорошо. Выпили малость по дороге, но бдительности не теряли. Вот когда на территорию въедем, тогда и расслабимся по полной, а сейчас пока хватит. Каждый был наслышан историй о том, как отряды гробились на обратном пути только по причине собственного безрассудства, ошибочно полагая, что чем ближе к дому, тем безопаснее.
Дима, выйдя из бронемашины, вздохнул полной грудью.
'Дома, наконец-то дома', - радовался он про себя, глядя на пронзительные, но в то же время глубокие фиолетово-красные краски весеннего заката и редкие островки снега, оставшиеся от прошедшей зимы. Морозный воздух, подобно игривому коту, мягко царапал лицо.
- Вернулись, живые. Молодцы, - Борщ тепло встречал отряд во дворе. - Броневики в отстойник, завтра ими займёмся. Димон, Витальич, вы ко мне. На доклад, так сказать.
Ветер носил по двору снежную пыль, перемешанную с пылью обыкновенной. Дима почему-то обернулся в сторону ворот, и подумалось ему, что являются они чем-то большим, нежели просто два куска толстого железа. Почудилось ему, что не столько отгораживают эти ворота Базу от остального пространства Аномальных, сколько разделяют мир на две части, одна из которых является привычной своей, в какой-то степени даже домом, другая же - чуждая человеку своей непредсказуемостью, потому заведомо враждебная. Представилось, что База является островом посреди океана, коль скоро уж мир за Периметром принято называть Большой Землёй.
И этот океан был пугающе молчалив. Если бы вдруг там, за воротами, где-то вдалеке завыла 'собака' или захрюкала 'свинка', это жутковатое ощущение беспричинного страха возможно в миг исчезло бы, но коварное пространство, казалось, знало, чего от него ждут, потому не торопилось открывать все свои карты людям просто так. Оно умело ждать, поскольку все те, кто попал на его территории, уже всецело принадлежали ему, сами того не подозревая. Ему было некуда и незачем спешить. Дима поёжился.
Незаметно дошли до борщёва кабинета. По пути Витальич рассказывал сокращённую версию их дневных приключений.
- Твою мать, - вместо приветствия вырвалось у медика после того, как Борщевский открыл дверь, и врач увидел гостя. - Филлипыч, как к тебе этот коновал попал?
- Дим, знакомься, - ехидно произнёс Борщевский, - Сергей Михайлович Ковалёв, он же Михалыч, он же врач той самой воинской части, куда мы не так давно катались. Ну где ещё командир - такой молодой лейтенант. Ты тогда всё удивлялся, как такому молодому целую часть в наших краях в подчинение дали.
- Не, Филлипыч, ты погоди, - перебил его Витальич, - пусть объяснит для начала, как он мимо нас проскользнул, поскольку мы его ни по пути туда, ни по пути оттуда не встречали, а другой нормальной дороги...
- Есть, уже есть, - ухмыльнулся Борщ, - и вот об этом он нам сейчас и расскажет. Я уже слышал, а вам будет интересно.
Диме на какой-то момент почудилось, что между двумя врачами есть некая связь, как если бы им довелось побывать в какой-то передряге, из которых люди выходят, становясь при этом намного более близкими, нежели могут являться даже кровные родственники, но странное ощущение пропало так же быстро, как и появилось.
Глава 3.
Возвращение сознания стало для Артёма чем-то вроде выныривания с большой глубины. Вот слышны нечёткие приглушённые звуки, перед глазами мелькают пятна света, к которым ты стремишься, потому что жизнь может быть только там, ведь внизу её точно нет, и ты это прекрасно знаешь. А затем внезапно вырываешься на поверхность, и мир наваливается на тебя всеми своими красками, громкими звуками и запахами, при этом оглушая, ослепляя и всячески дезориентируя. Первый глоток воздуха обжигает, пьянит и сводит с ума. Ты барахтаешься, пытаясь обрести хоть какую-то устойчивость, силишься понять происходящее вокруг тебя хотя бы вблизи, но тело и сознание уже радостно орут о том, что ты живой, что ты вырвался. Им плевать на то, что в следующую секунду ты можешь стать мёртвым - сейчас, в это мгновение, ты живой, и это главное.
Только вот схожестью ощущений дело и ограничилось, поскольку вместо пронзительно голубого неба над морем глазам Артёма явилась мутная облачная хмарь Аномальных. Вместо шума волн навалился свист мартовского холодного ветра, а вместо морских брызгов в лицо ударило колючим мокрым снегом. После первого же сознательного вдоха Артём закашлялся - холодный воздух обжигал нещадно.
- Живой, - произнёс в стороне кто-то, - и то хорошо.
Якушев попробовал приподняться, но к своему неудовольствию обнаружил, что это не так-то уж и легко сделать - тело хоть затёкшим и не ощущалось, но повиноваться не спешило.
- Ну-ну, не так быстро, - прокомментировал артёмовы попытки неизвестный голос. - Полежи пока, в себя приди. На вот, глотни.
В горле полыхнуло огнём, принёсшим с собой тепло и некоторое количество бодрости.
- Ты.... Кто? - выдавил из себя Артём.
- Дед Пихто, - с ехидцей отозвался неизвестный, - Спаситель твой, кто ж ещё. Представляешь, этот вопрос так же беспокоит меня последний час, только вот по поводу тебя.
- Я.... Я... - артёмов язык повиноваться категорически не желал.
- Цепочка от буя, - именующийся дедом Пихто почему-то полагал себя вправе глумиться над им
