– Ох, я тоже, – присоединилась Сара, которая не могла не заметить голодного взгляда Тони. – Что предлагается в баре?
Своими словами девушки вызвали лихорадочную активность не только у Тони. Остальные джентльмены едва ли не наперегонки кинулись потчевать их прохладительными напитками.
– Неплохо, если за тобой так ухаживают, – сказала чуть позже Сара, когда подруги прогуливались по лужайке со стаканами в руках. – Только этот Тони очень уж противный. Глаза как у настоящей жабы.
Ванесса молча кивнула. Она искала своего подопечного, но среди веселящихся, жизнерадостных людей не видела ни одного угрюмого инвалида.
– Сразу атакуем буфет? – спросила Сара. Ванесса покачала головой.
– Сначала я хочу познакомиться со своим клиентом. До этого я от волнения все равно не смогу проглотить ни кусочка.
– О'кей. – Сара, в виде исключения, проявила редкое единодушие. – Тогда я займусь работой. Если я где-нибудь встречу этого типа, то подам тебе дымовой сигнал.
И она повернула направо, в сторону буфета, где сейчас толпилось большинство гостей.
Ванесса побрела к бассейну, но там было пустовато. Лишь две-три парочки сидели под пестрыми зонтами, совершенно разморенные жарой, которая в этот полуденный час тяжелым колпаком накрывала землю.
Джеферсон Тэйлор ненавидел любые празднества. Он с удовольствием уклонился бы и от этого, но тем самым обидел бы свою старую приятельницу Веронику, чего ни в коем случае не мог и не хотел допустить.
Вероника оставалась верной ему на протяжении всех тяжелых, скверных лет, неизменно подбадривая, когда остальные друзья от него отвернулись. Поэтому Джеферсон послушно упаковал свой чемодан, с которым обычно летал, и отправился в Уайлдбич, чтобы принять участие в ненавистном ежегодном празднике на свежем воздухе.
И вот он сидит около бассейна в тени пестрого зонтика, не спасавшего от жары, которая, казалось, только еще больше застаивается под ним, и наблюдает за толпой гостей, разоряющих холодный буфет.
Чем богаче люди, тем больше в них жадности. Любой из этих одетых у Бенеттона, Гуччи или Луи Ландона господ запросто мог позволить себе съедать ежедневно по килограмму русской икры, но здесь они, словно пираньи, набросились на бутерброды, хотя на таком пекле еда никак не могла доставлять удовольствие.
Сам он, Джеферсон Тэйлор, не смог бы сейчас проглотить ни кусочка. Все равно пища для него была не наслаждением, а необходимостью поддерживать силы своего разрушенного, неуклюжего тела, которое он ненавидел не менее остро, чем праздники и вообще жизнь.
Он дважды пытался покончить с ней, и дважды его возвращали из окончательного небытия.
Психотерапевт и Вероника пытались тогда внушить ему, что его существование нужно и прекрасно. В конце концов Джеферсон со всем согласился, лишь бы от него отстали, но в глубине души по-прежнему считал, что он просто слишком труслив, чтобы сделать последний шаг. Во всяком случае, он перестал травить свой и без того надорванный организм и погрузился в работу.
Внимание Джеферсона привлекла девушка, медленно приближавшаяся к месту, где он сидел. Он инстинктивно положил прислоненную к столу трость себе на колени в качестве явно отпугивающего барьера.
Девушка как будто споткнулась, потом как ни в чем не бывало пошла дальше. Джеферсон недовольно смотрел, как она уселась рядом с ним, под ближайший зонтик, положила одна на другую длинные загорелые ноги и с наслаждением сделала большой глоток из стакана, который принесла с собой.
Нельзя было отрицать, что она красива. Джеферсон с легким интересом рассматривал ее безупречную фигуру и длинные белокурые волосы, рассыпавшиеся по спинке кресла.
Редкое сочетание, мелькнуло у него в голове. Белокурая, зеленоглазая, но не бледная и без единой веснушки на носу. Ее кожа напоминала дорогой бархат, такая гладкая и нежная, что хотелось протянуть руку и погладить ее.
Джеферсон вздохнул и отвел взгляд. Это не для него! Девушка слишком молода и слишком красива. Она принадлежит к числу либо алчных до денег гиен, либо жизнерадостных мотыльков, занятых лишь поиском развлечений! То есть в обоих случаях чересчур утомительное занятие для него, которое в итоге могло привести только к разочарованию.
Так это мистер Тэйлор! Ванесса узнала его по черной трости, которую он при ее приближении положил на колени. Она остановилась на мгновение, поскольку портрет, который мысленно нарисовала, нисколько не совпадал с реальностью. Потом Ванесса решительно двинулась дальше.
Правда, она поставила условие, чтобы ее подопечный не был неприятным или невыносимым. Во всяком случае, внешне Тэйлор нисколько не напоминал звонаря собора Парижской Богоматери. Чтобы выяснить, как обстоит дело с его характером, Ванессе необходимо было познакомиться с ним поближе.
Она села за соседний столик и с облегчением закинула ногу на ногу.
– Нужно запретить праздники в такую жару, – вздохнула Ванесса, вволю напившись. Она одарила Джеферсона приветливо-заинтересованным взглядом и убрала со лба светлые пряди. – Слишком душно, чтобы веселиться.
Джеферсон не хотел ни сам с кем-то заговаривать, ни выслушивать мнения других. Однако эта девушка производила милое, безобидное впечатление. Настроение Джеферсона не улучшилось бы, обидь он ее угрюмым молчанием, так что он решился на лаконичное ворчливое «да».
Ванесса искоса взглянула на него. Поняв, что, кроме сухого согласия, ни единое слово больше не сорвется с губ Тэйлора, она повернулась к нему красивой спиной и закурила сигарету.
Если он не желает разговаривать, она ничего не сможет изменить! Даже за двести пятьдесят долларов в день!
Поэтому Ванесса удобно откинулась на спинку кресла, попивая свой напиток и наблюдая за гостями, все еще толпящимися вокруг канапе.
«Почему ты с ней не поговоришь?» – мысленно спросил себя Джеферсон, уставившись в красивую спину девушки. – «Потому что хочу покоя», – ответил он сам себе. – «И невыносимой скуки», – поддразнил первый голос.
Джеферсон нервно вздохнул. Если он сейчас заговорит с девушкой, то она, скорее всего, пристанет к нему как репей, потащит танцевать и плавать, будет ждать от него каких-то поступков, на которые он не способен. Отказывать потом будет еще неприятнее, чем скучать среди всех этих веселящихся людей!
Ванесса допила свой стакан и поднялась. Напиток из маракуйи и ананаса очень освежал в жару, поэтому она позволит себе вторую порцию.
– Ваши сигареты! – задержал ее голос Джеферсона.
Ванесса остановилась и повернулась к нему.
– Вы забыли свои сигареты, – буркнул Джеферсон, уже раскаиваясь, что обратился к ней.
Ванесса взглянула на столик, на котором действительно осталась пачка сигарет рядом с золотой зажигалкой, рекламным сувениром. Потом перевела зеленые глаза на Джеферсона Тэйлора. Как может человек выглядеть таким угрюмым, когда над ним сияет с небес солнце?
– Спасибо, сэр. – Ванесса изобразила небольшой шутливый поклон. – Но если это не слишком нарушает ваше благородное уединение, я бы с удовольствием вернулась за этот стол. Только принесу себе какой- нибудь напиток. – Ее взгляд упал на пустой стакан Джеферсона. – А вам что-нибудь захватить? – непроизвольно вырвалось у нее.
– О… – Джеферсон смущенно сглотнул. Он понял, что ведет себя довольно нелепо.
Ванесса вернулась и взяла его стакан.
– Что в нем было? – Она понюхала и слегка передернулась. – Ба, да это алкоголь! На таком пекле! Так что, принести вам опять нечто подобное или все-таки что-нибудь менее крепкое?
Джеферсон нервно играл с тростью, лежащей на коленях.
– Я выпью то же, что и вы, – промямлил он. И сразу, чтобы не выглядеть законченным идиотом, добавил крайне нелюбезно: – Но не воображайте, что я не в состоянии сам принести себе напиток. Я совсем не такой немощный и никчемный, как вам представляется.
