– Предлагал работу у них, – подумав, ответила Мария, не договаривая до конца и стараясь понять, насколько серьезно говорит Ирина, и в то же время уже не желая продолжать разговор.
– Какую работу? – удивилась Ирина.
– Домработницы.
– Не врешь? – Ирина сообразила сразу, не оформив еще возникшую мысль в логически завершенную цепь, что сестра права. И все поняла. Если Оболоков, после того как Ирина объяснила ему, что Мария – ее двоюродная сестра, плюя на все, предлагает той место домработницы в своей квартире, то совершенно очевидным стало для Ирины, что он не только не питает к ней каких-то особых чувств, но готов надсмеяться над ней.
ГЛАВА VI
Весь следующий день Мария думала о случившемся, слушала разговоры подруг, а сама отчетливо видела вечер, Оболокова с его тихим голосом, длинным, худым лицом, его руки, ненароком протягивавшиеся к столику и задевшие ее. То возникала Ирина с недоуменными глазами, случайно поймавшая неприятно поразившую ее мысль. Слишком много оказалось впечатлений за один вечер, как-то все сложно и запутанно, не разберешься сразу, и Мария решила, что лучше держаться подальше от всего этого, заниматься своими делами и с холодной трезвостью ума стороннего человека наблюдать.
Незаметно пролетела неделя, а беспокойные мысли не исчезли. Посоветоваться Марии на работе не с кем было; девушки ничего бы не поняли, а рассказывать Аленке Топорковой боялась, так как та сразу начнет делать выводы, раскладывать по полочкам, объявит, что кандидат влюбился в Марию, и тогда – хоть совсем пропадай. Дней через десять, в воскресенье, когда они с Топорковой болтали о том, о сем, о чем болтали, наверное, во все времена две молодые незамужние женщины, Мария все же проговорилась подруге.
– Пойдем-ка на балкон, – предложила Топоркова. Они вышли на балкон. Ласковый ветерок дул со стороны Измайловского парка, и был тот редкий день в Москве, когда хотелось воздухом дышать и дышать и нельзя было надышаться.
– Расскажи еще раз, – попросила Аленка. – Только с подробностями.
Мария рассказала заново и, ожидая, что ответит подруга, глядела на нее.
– Предлагает место домработницы и говорит, «нравитесь вы»? – спросила Топоркова, раздумывая, сомневаясь в своих поспешных выводах, но уже и утверждаясь в них, как в абсолютно верных. – Он втюрился в тебя сразу, поверь моему опыту. Бог меня покарает, если не втюрился. Нет, он тебе не руку и сердце предлагал, а в домработницы – это так сейчас принято. И понятно почему: ты вальяжна, бабенка хороша собою. Но видимо, свои мыслишки у ученого, и он хочет видеть тебя домработницей, а не женой. Это разница большая. Честное пионерское! Пусть меня гром среди ясного неба сразит, если я ошибаюсь. Хочешь верь, а не хочешь – не верь, его чувства взыграли. Но он дурак, твой ученый, думая, что тебя можно так дешево купить. Он хочет поспать с тобой и ничего лучше не нашел, как предложить то, что отпугнет тебя, хотя он-то думал, что ты ухватишься за место. Ха-ха! Вот и весь его пасьянс. Эту Иринку твою, дуру простоволосую, он не любит. Ему нужна такая, знаешь, кошечка – вот кто! Клянусь тебе!
– Нет, он ее любит, – проговорила Мария, тронутая сказанным Топорковой и в то же время неприятно пораженная простотой и легкостью объяснения происшедшего. Она столько ночей не спала, столько дней продумала, волновалась, предполагая то одно объяснение, то другое, а у Аленки получилось так, что случившееся не стоит выеденного яйца.
– Нет, Аленка, все не просто.
– Так всегда и во все времена, – отрезала Топоркова категорически. – Только жаль, семья-то у него профессорская. Ты с ним не сможешь, а я с ним смогла бы поваландаться, оплести словесами. Не сможешь наступить на свою гордость собственной массой тела! Провинция из тебя сочится большими каплями. А вот твоя умная, гордая Иринка сможет.
– Уж неделю она не приводит его, ходит злая, с матерью не разговаривает, а со мной всем делится, – рассказала Мария, стараясь подчеркнуть, какая сестра у нее гордая и независимая.
– А о работе расспрашивает? – поинтересовалась Аленка.
– Ага.
– Какие, мол, люди у вас? На работе с кем встречалась и после работы, а? Обо всем тихо, спокойненько?
– Ага.
– Жди, скандал устроит. Выпытывает она у тебя обо всем не о тебе, а о сыне профессора. Вот почему она стала тобою интересоваться.
– Алена, напрасно так судишь, – сказала Мария, расстроенная подозрением подруги.
– Времена-то прошли, да люди-то остались, – не согласилась Топоркова со все той определенностью, на которую была способна, принимаясь развивать мысль дальше, претендуя на глубокие выводы, веские и не подлежащие сомнению заключения. Аленка на каждый случай имела свое мнение. Твердость была одной из самых замечательных черт ее характера. Справедливости ради необходимо добавить, что главной слабостью, способствующей неустойчивым, вернее, недостаточно основательным успехам в жизни, она считала мягкость своего характера. Топоркова редко ошибалась в своих выводах о людях. Никто не мог догадаться, пожалуй, почему ее выводы так безжалостно определенны и близки к истине. У нее было богатое воображение, и если ее родные из Поворино считали, что маленькая, неказистая на вид Аленка добилась в таком большом городе всего, о чем только может мечтать женщина, то она относила себя в некотором роде даже к неудачникам. Сейчас же загорелась желанием помочь подруге, долго и молча рассматривала ее, потом спросила, продолжая прерванный разговор:
– А иностранец тебе нравится? Только абсолютно честно. Ты знаешь, есть в нем что-то хорошее, и он совсем не скряга, не жлоб, деньгами сорит. Мне кажется, он лучше нас с тобой знает жизнь. Он скрытный – вот что плохо. Но когда одни секреты – значит, что-то не так, значит, есть что скрывать. Значит, надо что-то скрыть. Нет дыма без огня. Хочешь, я тебя еще с одним познакомлю мальчиком? Леня его имя, тридцать лет, работает в ателье пошива. Шьет чехлы для автомобилей. Выпивает, но в меру. Но кто не выпивает? Мастер на все руки! Но какой-то затурканный, руки вечно в мазуте и зубы не чистит, но зато уж целоваться – с ним нацелуешься! Любит целоваться. Поцелуй его разок, так он тебе будет все выходные дни квартиру ремонтировать. Вот я его запрягаю.
– У тебя, Аленка, гляжу, на каждый случай в жизни есть рабочий мужчина, – рассмеялась Мария, направляясь в квартиру и с некоторым интересом наблюдая за Топорковой.
– Я их называю функционерами по индивидуальной работе! – рассмеялась Топоркова, капризно глядя на нее. – Знаешь, каждый выполняет – ха-ха! – предназначенную ему функцию. Вот Леня, например, я его зову Леликом, или другой Леня – Митин брат, потому что у него есть брат Митя, такой толстый, старый, лет пятидесяти, лысый. Они меня оба кадрили в ЦДРИ. Оба, извини меня, бабуся, втюрились, оба дураки набитые. Холостые и никогда не женятся. Я ему позвоню.
Аленка тут же начала набирать номер телефона и ласковым голосом попросила:
– Митю позовите, пожалуйста.
После недолгого разговора Топоркова объявила, что Леня – Митин брат, на всех парах мчит на собственном автомобиле «Запорожец» к ней.
