– А где ж так поздно? У подруги? – осмелев, спрашивал Коровкин, ощущая, как внутри у него неслыханно дерзкая мысль распрямляет свои лепестки, наливаясь желанием зазвенеть упругим, замечательным словом.
– Давно ждешь? – спросила торопливо Мария, занятая своими мыслями.
– Как закончилась работа, с шести.
– С шести! – воскликнула она. – Бедненький ты мой, я заставила ждать. А я хотела тебя пригласить, да слава богу, что не нашла тебя, так мне неприятно после всего. Посол-то сегодня объявил свадьбу. Заходи, я тебе сейчас расскажу. О, то просто конец света. Такое случается раз в сто лет. Собралось, говорят, человек двести, а по мне – больше тысячи! А Мишеля нет. Еще полчаса, еще полчаса – с Аленкой дурно, а Мишеля – нет, представь себе. У нее предродовые колики, и мы – на такси, а с ней схватки начались. И пришлось в роддом. Таксист хороший попался, завез в роддом. Но главное, мы уехали, а Мишеля – нет. Шурина приехала и Вера со своим прапорщиком-красавцем прибыла, а вот такое случилось.
– А Мишель не вернулся? – спросил Коровкин осторожно.
– Я не знаю. При мне – нет. Надо сходить к Аленке на квартиру, может, паразит, вернулся к ней, ведь у него ключи от квартиры. Давай сходим, а то я одна ни за что не пойду, боюсь.
Мария суетливо посмотрела на Коровкина, готового идти хоть куда. Они направились к квартире Топорковой. Звонила Мария долго, но никто не открывал. Тогда она всплеснула руками, вспомнив, что у Топорковой есть в квартире телефон, позвонила по телефону.
– Извини меня, Машенька, но капиталисты есть империалисты, что и говорить, они бездушны! – разошелся Коровкин и начал искренне возмущаться поведением и полной невоспитанностью посла, его самоуверенностью, роскошью, которую он наверняка своим трудом не заработал. Особенно Коровкина приводили в негодование дорогие костюмы Мишеля, галстук, черт возьми, сорочки кружевные и куртки кожаные, туфли лакированные, а его привычка держаться непринужденно была расценена Коровкиным как пренебрежение к людям, таким, как он сам, Коровкин, и другим. – Нацепил галстук и думает: он – пуп земли! Черта с два! Он всего лишь маленькая песчинка, которую, куда захочет в историческом аспекте, туда и бросит его хозяин. Он думает, что он что-то значит! Ничего не значит! Ничегошеньки! С каких это пор такой человек значил что-то? Смешно. Ничего он не значит, твой Саркофаг! Герцог!
– Нет, Алеша, он Аленку любит, – сказала Мария, желая понять и разобраться во всем. – Он сам стремился к свадьбе. Стол заказал за десять тысяч рублей, не меньше. С такими деньгами не шутят. Сам понимаешь, что другой бы на такое не согласился.
– Да что ему стоит, Машенька! – воскликнул Коровкин с неподдельным возмущением. – У них этих денег – куры не клюют! Не свои они! Все это курам под хвост! Так всегда бывает.
– Если ее не любил, зачем к ней ходил, подарки носил, настаивал на ребенке? Ведь Аленка-то ребенка не хотела иметь, а он – настаивал. В том-то и дело, настаивал.
Они вернулись, присели на кухне и стали ждать утра. Мария поняла, что прилечь не придется, вскипятила чай и начала подробно рассказывать, чем был уставлен стол в ресторане «Прага», описывая в тонкостях каждое блюдо. Коровкин вслед за ней говорил:
– Это я ел. Это я ел. Это пробовал. Это в мусор не выбросишь.
Когда Мария вернулась вновь к тому, как они с Аленкой ехали в такси и как подруге стало плохо, как она кричала от предродовых схваток, то на нее вновь навалилась такая жалость, что Мария не выдержала, обняла Коровкина и сказала:
– Алеша, я чего-то боюсь. Какой ты молодец, пришел в такой момент, а то я бы умерла со страху со своими боязнями. Мне страшно.
– А я знал, что тебе буду нужен, – отвечал Коровкин, чувствуя сейчас в себе необыкновенную твердость и рассудительность.
– Ой, я все равно боюсь, Алеша.
– Я с тобой рядом, Машенька.
– Она так кричала, так переживала! Тьфу-тьфу! Умереть можно! Столько на нее свалилось в тот день горя, не каждый выдержит. Аленка хоть и хорохорится, а сама слабая женщина, как и все женщины, Алеша.
– Женщина создана природой рожать, – спокойно заметил Коровкин, которого не покидала способность быть философом.
– Да не от родов, Алеша, от переживаний! – воскликнула Мария. – Господи, я просто места не нахожу, а ты спокойный. Да скорее бы утро!
Коровкин пристально посмотрел на нее, обнял и поцеловал, а Мария, погруженная в переживания, предчувствия, даже не заметила поцелуя Коровкина, зримо представляя страдания подруги, ее волнения. Мария думала о том, как Топоркова не хотела уже никакой свадьбы, словно предвидела несчастье, и как с нею упрямо не соглашался Мишель. Вспомнила Мария и о своем предчувствии, и как она, не желая прислушаться к предчувствию, повторяла как попугай: «Раз в жизни бывает такое, потерпи».
В пять часов утра Мария прилегла на тахту и уснула; и во сне переживала происшедшее и вину свою чувствовала особенно остро.
ГЛАВА VI
Мария проснулась от тревожного ощущения случившейся беды. Она так явственно почувствовала беду, и эта беда, как подсказывало сердце, одна – смерть Аленки Топорковой. Причем во сне Мария слышала невесть откуда доносившееся страшное слово – смерть! «Что же делать? Беда неминуема. Иначе откуда тревога и душевная боль? Вчера ничто не предвещало несчастья, я ей завидовала, а тут – сразу самое страшное, что только можно придумать».
Было еще темно. Мария вышла в прихожую, заглянула на кухню. Коровкин сидел на табурете и, положив голову на руки, спал за столом. Его лицо показалось Марии таким забавным и милым, что она не удержалась, погладила его по голове и нерешительно поцеловала.
Мария открыла окно, холодный, если не сказать морозный, воздух ворвался в комнату. Она смотрела вокруг, но словно ничего не видела, и когда заметила, что на опавших листьях лежал снег, то чуть было не вскрикнула. Выпавший снег был как спасение, как доброе предзнаменование. Разбудив Коровкина, она радостно сообщила ему:
– Алеша, снежок выпал!
Коровкин никак не мог оторваться от сна, отворачивался, зевал, удивленно разглядывая стол, кухню.
– Алеша, снег выпал! А это к хорошему. Теперь все уладится замечательно.
– Снег-то – плохо; для строителя – всегда плохо; дождь – плохо, а снег еще хуже.
– Снег выпал, – повторила просветленно Мария, придя к успокаивающей мысли, что теперь с Топорковой все обойдется.
К семи часам утра Мария и Коровкин приехали в роддом и узнали, что Аленка Топоркова родила дочь, и, хотя роды прошли не без хирургического вмешательства, Мария восприняла сообщение о родах, как свою собственную победу, маленькую, но победу, которую одержала над невидимым противником. Уйдя в радостные мысли, она забыла вчерашнее, с таким облегчением сбросила тяжелую ношу вины, которую на себя взвалила ночью, и радовалась вдвойне: рада была за подругу, у нее родилась дочь, самое важное – случилось. Можно жить спокойно на белом свете, и вина ее, состоявшая в
