Живая сила. Дневник ликвидатора

сотрудники…), – Женя работает там же, в университете, в научно-исследовательском институте химии: научный сотрудник, диссертацию защитил.

Сэм… Сэм («Главный прибор», «10 рентген/час», «Баня», «1500 рентген/час и Сэмова история») – Сэм, напомню, был у АЭС среди первых разведчиков, в первые дни после взрыва – и крепко облучился там… Через несколько лет уехал в Израиль; говорили, там вроде хорошо умеют лечить лучевую болезнь… Уехал – и исчез: мертвая тишина. И когда я писал последний рассказ о нем, я думал… в общем, из рассказа понятно, что я думал.

А Сэм нашелся! Несколько лет назад, через общих знакомых! В Америке, в Калифорнии: в биотехнологической фирме продолжает биологией заниматься, биотесты для контроля здоровья разрабатывает; женился там – на нашей же… Так что теперь перезваниваемся иногда по телефону.

Художник Олег Векленко (это мой уже послечернобыльский друг, в его мастерской был написан первый черновик этой книги) был в Чернобыле в то же самое, первое после взрыва время, что и Сэм; ему тоже несладко там пришлось, как и многим первым чернобыльцам… Олег сейчас преподает в академии дизайна и искусств: профессор, завкафедрой, заслуженный деятель искусств… Международную выставку-триеннале экоплаката «4-й БЛОК» на себе тянет – председатель оргкомитета. И остается при этом лукавым, «креативным» – сейчас уже, впрочем, чаще ироничным, чем просто бесшабашно-веселым, – художником- дизайнером…

Список, как говорится, можно продолжить… И, честно говоря, очень хочется проехаться по городам и весям, по адресам из моего рабочего чернобыльского блокнота… Не хватает, как всегда, времени. Да и повода какого-то значительного, что ли.

Сам я после Чернобыля переквалифицировался в специалиста по «наукам и политике в области окружающей среды» – официальное название факультета в еще одном (Центрально-Европейском, в Будапеште) университете, который мне пришлось закончить, чтобы разобраться с нашими непростыми чернобыльскими впечатлениями. Написал книгу о состоянии здоровья ветеранов Чернобыля [69] (на казенную медицину ни тогда, ни сейчас надежды никакой) и еще работы о Чернобыле и современных катастрофах, где обратил внимание на очень существенные «мелочи», которые обычно ускользают от внимания исследователей, мало знающих такие события лично. Вместе с коллегами из разных стран мира теперь изучаем, используем опыт Чернобыля, чтобы лучше понимать катастрофы и многие другие современные проблемы, чтоб быстрей, эффективней и безопасней последствия их ликвидировать, а то и вообще не допускать…

А на вопросы о своем здоровье вместо уклончиво-шутливого раньше «Спасибо, эксперимент еще продолжается», я теперь уверенно, честно – и медицински грамотно – отвечаю:

– Здоровье? В пределах возрастной нормы.

Вопрос дозы: Университет* (Вместо коды)

Памяти Марка Самойловича Новаковского, доцента кафедры неорганической химии Харьковского университета

Год 1975-й. До взрыва на Чернобыльской АЭС – 11 лет. О чем никто знать не может.

1 сентября. «День знаний» – первый день учебного года.

Моя самая первая лекция в университете. По моей будущей специальности – химии.

Между окном и черной доской (по сравнению со школьной она непривычно узкая и длинная) за трибуной-кафедрой стоит низенький лектор – пожилой, одутловатый, в видавшем виды пиджаке:

– Что такое для вас химия?

В залитой солнцем аудитории почти все – вчерашние школьники. Тишина. Призадумались… Сразу несколько ребят:

– Взрывы! «Смех в зале».

Девушка, шутя же, возражает:

– Нет, яды!

«В зале» – хохот. Первый хохот вчерашней абитуры, а сегодня уже полноправных студентов: мы прошли, мы поступили, мы тут учимся, мы тут можем смеяться и даже шутить!

Лектор – размеренным голосом:

– Взрыв – это химическая реакция, идущая с очень большой скоростью… Вы узнаете, какие факторы влияют на скорость реакций, и научитесь ею управлять…

За окном сентябрьское многоцветье доживающей свой век листвы. Доцент смотрит за окно, потом – в аудиторию. Мы – его последний курс, и – здравствуй, пенсия… Продолжает:

– …А вопрос о ядах в химии – это вопрос дозы. Съешьте пачку обычной соли – и вы отравитесь. А ядом мышьяком в малых дозах пользуются как лекарством. Другой известный яд – стрихнин – применялся когда- то как допинг (в очень малых дозах, конечно). В научной литературе описан иной случай: женщина выпила свежий морковный сок – два стакана – и отравилась этим полезнейшим напитком. Насмерть… Ее не очень здоровая печень не выдержала такой витаминной нагрузки… Так что все решает доза. И хорошего, и плохого. Точнее, доза определяет, когда хорошее переходит в плохое – и наоборот, «плохое» становится полезным…

Он оглядывает аудиторию:

– Вопрос ДОЗЫ.

…За окном, очищая места для будущих, после зимы, салатных почечек, слетают разноцветные, отжившие свой век листья и, тихо шурша, присоединяются к своим отлетевшим раньше собратьям, входя в новый круг вечнодвижущейся природы…

Вместо приложения

Знаний, как и денег, нужно иметь много – иначе все равно не хватит.

Бабушка Эдит Пиаф

Сила живого. Радиация – дозы, эффекты, восприятие* (Таблица с примечанием, комментарием и дополнением)