привычных, чуть ли не выше мачт, дымовых труб, зато были надстройки, когда угловатые, а когда решетчатые, абсолютно непонятного назначения. Кроме того, на некоторых из этих кораблей, по виду больше всего похожих на гигантский плац с высокой, почему-то вынесенной вбок надстройкой, оружия вообще заметно не было. И, тем не менее, не быть его там не могло – иначе зачем строить корабль, рядом с которым любой броненосец покажется карликом?
Кстати о броненосцах. Вот ведь незадача, если придется драться с неизвестными кораблями, а исключать и такой поворот событий Макаров не мог, то в море выходить, собственно, и не на чем. Три броненосца, пришедшие в Порт-Артур после сражения с японцами, небоеспособны – их слишком сильно потрепало, а ремонтные мощности порта на проверку оказались ничтожны. Даже те корабли, которые уже стояли на ремонте, в порядок все еще не приведены. И с чем встречать незваных гостей? Выходить против них на 'Баяне' с парой легких крейсеров, или просто топить все, что можно, на фарватере, чтобы не допустить противника в гавань? А что еще прикажете делать – ведь сколько не говорили до войны, что надо обеспечивать базу нормальными доками, все как-то глохло в пустой болтовне. Потом всю войну расхлебывали, ходили в море на залатанных на живую нитку кораблях, в бою постоянно нервничали, что из-за сотрясений от собственных выстрелов отлетят наскоро установленные заплатки, и теперь вот вынуждены бессильно кусать локти, зная, что ничего не могут сделать. И, главное, ничего опять не изменится, логика чиновников проста, как гвоздь: если русские чудо-богатыри сейчас справились – значит, и в следующий раз сдюжат. И нечего деньги тратить, чтобы им легче было. А на то, что эти самые чудо- богатыри из-за этого гибнут, им наплевать – бабы, мол, еще нарожают. Иногда Макарову хотелось просто развернуть башню да врезать прямой наводкой… Куда точно – он и сам не знал, но отлично понимал, что очень многим, в первую очередь, матросам хочется сделать того же самого. И еще он понимал, что сумел придушить здесь, в Порт-Артуре бунтовщиков только благодаря авторитету, да еще тому, что война поневоле заставляет людей заботиться о том, чтобы выжить, а не о всеобщем благе. Что творится на других флотах, он представлял неплохо, и оптимизма это знание лучшему адмиралу Российской империи не добавляло.
От мрачных мыслей его отвлек удивленный возглас кого-то из стоящих на почтительном отдалении от командующего флотом офицеров. Стояли в стороне они по двум причинам – во-первых, чтобы не мешать раздумьям адмирала, а во-вторых, чтобы не попасть под горячую руку. Любое, даже самое лучшее начальство может в определенные моменты быть излишне грозным и сорвать раздражение на подчиненных, а Макаров, как все знали, был крут. Тем не менее, адмирал даже не обратил внимания на возмутителя спокойствия, уж больно необычное зрелище предстало перед ним. Из-за кормы одного из кораблей вылетело нечто вроде миноносца, только широкое, непривычных очертаний, и с огромной скоростью устремилось к берегу. Скорость эту Макаров оценил примерно узлов в пятьдесят, и ему потребовалось минуты две или три, чтобы осознать всю нереальность этой цифры. Неизвестный же корабль, будто плюя на все представления собравшихся о реальности и нереальности, устремился прямиком ко входу в бухту, не обращая внимания ни на миноносцы, ни на изгибы фарватера.
– Куда он… – выдохнул кто-то озвучивая мысль, которая пришла одновременно в голову всем присутствующим. Корабль, не снижая скорости, несся прямиком на берег, и все уже ждали удара и громкого, наверняка слышного даже здесь скрежета раздираемого металла, но… корабль вылетел на берег и, не снижая скорости, понесся по земле в сторону города. На несколько секунд все застыли в шоке, а затем, плюнув на приличия, толпой, невзирая на чины, бросились за ним.
Когда Макаров, задыхаясь от быстрого и совершенно неприличного для его возраста и звания бега, подбежал к штабу, то застал там совершенно непривычную картину. Корабль, ощетинившийся небольшими орудийными башнями, прочно, как будто для этого и был предназначен, стоял на земле. Вокруг него стояло, явно в карауле, человек десять, одетые в непривычного вида черную форму и с еще более непривычными короткими винтовками на груди. Поверх формы было надето что-то вроде пятнистой безрукавки, тяжелой даже на вид, на головах – береты, к ремню приторочена металлическая каска. Рядом, чтобы поглазеть на непривычное зрелище, собралось немало народу, и если гражданские чуть напугано молчали, офицеры тоже стояли кучкой, ожидая, когда появится начальство и внесет в происходящее некую толику ясности, то вездесущие мальчишки уже ползали по броне, с интересом рассматривая новую диковинку, и никто им не препятствовал. Что самое интересное, обычные солдаты и матросы уже вовсю переговаривались с часовыми, те отшучивались. Уши адмирала слегка резала какая-то непривычность речи чужаков – вроде и по-русски говорят, а в то же время и чуть-чуть иначе. Впрочем, общению нижних чинов это, похоже, не мешало. В одном месте даже уже форму пальцами щупали…
– …да удобнее нашей ничего быть не может, – возмущался какой-то солдат. – Чтобы я еще эту тяжесть на себе таскал! Да в ней после второй версты бегать упаришься.
– Зато броник осколок держит. И пулю, если по касательной, – явно уже не в первый раз, терпеливо, как ребенку, объяснял ему часовой. О том, что в карауле положено стоять молча, они, похоже, не предполагали. – Знаешь поговорку? Пар костей не ломит.
– Да зачем это все? – вмешался второй солдат. – Япошка от нас и так убег.
– Угу. От тебя и убег. Ты его вживую-то видел? Он в тебя стрелял? Стрельнет – так обделаешься, небось.
– Да я тебя за такое…
– Ты – меня? Ну что, давай, попробуй.
Оба тут же, будто сговорившись, передали свое оружие товарищам, и двинулись навстречу друг другу. То, что было дальше, Макаров не совсем понял. Вроде бы солдат ударил… а потом он уже лежал на земле. Его противник, ухмыляясь, протянул упавшему руку:
– Вставай уж… Аника-воин. Да не переживай ты так, захочешь – и тебя научим.
Чем закончился их разговор, Макаров не узнал, потому что из недр корабля раздался глухой лязг и чей-то совершенно русский мат – кто-то кого-то распекал так, как это положено делать боцману, и, как ни странно, это подействовало на Макарова успокаивающе. Так ругаться могут только русские, это у нас в крови. Такому не научишься, как ни старайся – значит, и впрямь свои. А потом по легкому металлическому трапу спустился высокий, плотно сбитый человек в фуражке с высокой тульей и погонами, на которых тускло поблескивали две большие звезды.
– Здравия желаю, господин адмирал. Макаров Степан Осипович, я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. С кем имею честь?
– Вице-адмирал Протасов, Станислав Ильич. Командующий всем этим безобразием.
Сразу же беря инициативу в свои руки, Протасов поинтересовался, где им удобнее поговорить – в штабе, на борту его корабля, благо тот под боком, или на борту флагманского крейсера. Ну и заодно попросил не стрелять – через час должны были прибыть 'Варяг' с 'Корейцем', и Руднев, по его словам, намерен был идти прямиком в родной порт. Макаров, не тратя даром время, отдал распоряжение и полез внутрь чужого корабля – все-таки любопытство у него было одной из главных черт характера. Правда, на флагман он не стремился, решив, что успеет, но упустить возможность первому побывать на борту этого невероятного корабля (на воздушной подушке, как сказал Протасов, и Макарову очень хотелось понять, что за подушка и с чем ее едят) было выше его сил.
В рубке его ожидал культурный шок. Нет, Макаров понимал, конечно, что корабль, необычный снаружи, должен быть необычным и внутри, но это… В общем, он пришел в себя только после того, как в него буквально влили хорошую порцию коньяка. Пожалуй, на мостике, под вражескими снарядами, было проще, чем здесь, где страшно было повернуться из опасения разворотить что-то хрупкое на вид, пусть умом и понимаешь, насколько прочным должно быть все на борту такого корабля.
Разговор состоялся после экскурсии по кораблю, за обедом. Протасов вежливо, доступно и, в то же время, непреклонно объяснил Макарову свою позицию. И о том, кто они, объяснил, и о том, зачем прибыли, и о том, что на мнение других о том, где им стоит находиться, а где нет, командованию флотом, в общем-то, плевать. Когда он закончил, Макаров некоторое время сидел, глядя в одну точку и обдумывая услышанное, а потом с силой растер руками лицо и спросил:
– Я так понимаю, если исключить малозначимые нюансы, вы – наши потомки?
– Вы уловили суть.
– И там что же, так плохо, что вы решили завоевать предков?
– Вы неправы, никто вас завоевывать не собирается, хотя, конечно, не все так хорошо, как хотелось бы.
