организм резко включился, словно повернули невидимый тумблер. Стрелок мог поклясться, что слышал в голове щелчок, но это, конечно, были всего лишь выверты перегруженного эмоциями и усталостью сознания. Одним коротким, механическим движением он скинул с себя немецкий китель, и сам поразился точности своего движения – такого выверенного, словно он снимал и одевал подобную одежду не одну сотню раз. Но все это прошло как-то мимо, фиксируясь сознанием в числе множества незначительных и ничего уже не значащих фактов. Руки тем временем делали свое дело, четко и правильно, не отвлекаясь на ерунду и не совершая лишних движений.
Вот он, обещанный 'Бабах!'. Взрывы мин, совсем даже несильные – и громовой удар взрывающихся и загорающихся цистерн с топливом. Не боеприпасы, конечно, но все равно нехило рвануло, разбрасывая во все стороны потоки жидкого огня. От горящих цистерн потекли горящие ручейки, и пожар немедленно перекинулся на стоящие вокруг цистерны и вагоны. Сами собой организовались еще несколько очагов, пока еще хиленьких, но – лиха беда начало. Все, программа минимум исполнена, осталось сделать так, чтобы немцы возились со всеми этими результатами ночного кошмара как можно дольше.
Как любят говорить поэты, стало светло, как днем. Чушь, свет был совсем иной – неровный, пляшущий и, несмотря на все большие масштабы пожара, не такой уж и яркий. Однако видимость стала заметно лучше, и панику среди немцев было видно невооруженным глазом. Носились туда сюда часовые, кто-то кричал 'Аларм! Аларм!', тревога, мол. Александр не удержался и, воспользовавшись трофейными винтовками, тут же переколотил хорошо видных на фоне пламени немцев, имевших несчастье во время первого акта пьесы находиться на станции. Тылы обезопасил. Судя по тому, что в ответ не прозвучало ни одного выстрела, они так и не поняли, кто и откуда их убивает. Даже о том, что их убивают, не поняли – просто умерли, и все. Однако это было возле вагонов, а творящееся вокруг действо начало напоминать растревоженный муравейник.
Первыми из небольшого здания, стоявшего чуть в стороне, появились зенитчики – они чесали к своим орудиям, как в задницу укушенные. Все правильно, если причина взрывов – налет русских бомбардировщиков, которые ухитрились прошляпить, то артиллеристы должны быть возле своих орудий. Если же это атака на станцию (а это крайне вероятно, потому что гула моторов в небе не слышно), то зенитки тоже отнюдь небесполезны. Эти орудия – штука универсальная, работать могут и по воздушным, и по наземным целям, да и снаряд хороший, мощный. Таким и пехоту глушить удобно, и танк он, случись что, остановит даже лучше, чем выпущенный из специального противотанкового орудия.
Александр позволил зенитчикам занять места возле своих орудий, а потом спокойно покрошил их из пулеметов. Очень удобно было, когда под рукой сразу два МГ – не надо перетаскивать с места на место, только успевай сам туда-сюда перебираться. Единственно, немецкие патроны ухитрились подложить свинью – в лентах, в числе прочих, оказались и трассирующие пули. Это, конечно, было удобно с точки зрения прицеливания, но в ночном бою и демаскировало здорово. С некоторым запозданием Александр вспомнил читанное когда-то, что многие немецкие пулеметчики снаряжали ленты целым комплексом патронов, вставляя по очереди трассирующий, зажигательный, бронебойный и обычный. Тем не менее, менять что-либо уже не получалось, а потом и вовсе немцы повалили такой толпой, что думать стало некогда.
Сейчас не было времени для снайперской стрельбы, и Александр просто тупо лупил по бегущим в его сторону немцам. Те, надо сказать, были хорошими солдатами и, моментально разобравшись в ситуации, вместо того, чтобы дуром переть на пулеметы, с трудом вытаскивая ноги из топкой грязи, начали падать, прятаться за кочками и кустиками, искать ямки и, естественно, густо и довольно точно шмалять из своих винтовок в сторону возмутителя спокойствия. Это, конечно, с точки зрения Александра было уже лишним, но, с другой стороны, примерно такого результата он и добивался. Пока фрицы еще окончательно разберутся, что к чему, пока начнут действовать осмысленно, пройдет какое-то время, а именно время диверсант и стремился выиграть. Не так и много его требовалось – главное, дать Павлу время разобраться с комендатурой, пока все остальные будут заняты на станции и за треском собственных выстрелов не услышат автоматной стрельбы у себя в тылу. Поэтому он скупыми, теперь уже прицельными очередями удерживал немцев, не давая им поднять головы.
Пули активно цвиркали над головой, и это было неприятно, но особой опасности пока не представляли. Ну не было здесь среди немцев призовых стрелков, и с такой дистанции, да еще снизу вверх, попасть в цель они могли только случайно. Другое дело, что когда огонь ведет такое количество народу, точность и статистика меняются местами, но винтовки, несмотря на дальнобойность, оружие не слишком скорострельное, и это тоже играло на руку Александру. Единственный же пулемет, начавший было работать из окна какого-то дома, снайпер заткнул одной короткой, злой очередью, моментально и навсегда.
Сколько так продолжалось, он не мог сказать – все же такой вот бой оказался у него первым, и счет времени Александр потерял моментально. Продолжающие вспыхивать и периодически взрывающиеся за спиной цистерны тоже не добавляли душевного равновесия, равно как и желания смотреть на часы. Просто не было времени на такую ерунду – надо было держать немцев, а в одиночку это оказалось ой как сложно. Однако когда на него по дороге неторопливо двинулся, лупя из пулемета в белый свет, как в копеечку, немецкий полугусеничный бронетранспортер, последняя лента была расстреляна как раз до половины. Хорошо еще, что немецкий пулеметчик, похоже, так и не разобрался толком, куда ему надо стрелять, и бил просто 'в сторону' цели. А вот Александр как раз разобрался, и потому буквально со второй очереди заставил гробоподобную дуру не только прекратить огонь, но и вовсе отвернуть влево, съехать в канаву, толкнуться рылом в ее противоположную стену, да там и замереть, слабо чадя развороченным двигателем. Поднявшиеся было в атаку немцы, увидев, что случилось с боевой машиной, тут же снова залегли, но для Александра это было как сигнал – теперь за него взялись уже всерьез, и пора было делать ноги.
Не торопясь, без лишней суетливости, но и не мешкая, он расстрелял остаток ленты. Снова натянул на плечи брошенный немецкий китель. Пригибаясь, чтобы кто-нибудь сдуру не заметил его перемещения, диверсант пробежал к той самой пожарной лестнице. Со щелчком зацепил за верхнюю скобу карабин – и лихо съехал вниз. Альпинистом Александр никогда не был, ни обычным, ни промышленным, но, опять же, изучал основы – мало ли, от кого и как придется сваливать, в его работе могло случиться все, что угодно. Конечно, ночь и самый центр боя – это не площадка для тренировок, сердце вначале ухнуло куда-то вниз, к пяткам, а потом, напротив, подскочило к самому горлу, стремясь выпрыгнуть вместе с остатками ужина и тем несчастным шнапсом. Но в этот момент ноги уже коснулись земли – тело, подчиняясь инстинкту самосохранения, вновь работало самостоятельно, и лишних вопросов испуганному сознанию не задавало.
Снова щелчок – все, альпинистское снаряжение брошено, сэкономленные секунды надо использовать с толком. Александр, сжимая пистолет, бросился в сторону – и тут же, за углом, нарвался на двух фрицев. Автоматы, камуфляж… Все это мозг зафиксировал автоматически. Похоже, это были те самые умники, которые учинили погром в лагере, и шансов против них у киллера было немного.
Спасла его, скорее всего, немецкая форма, на миг сбившая немцев с толку. Все же испуганный до потери соображения, паникующий и бегущий куда-то без оглядки 'зольдат' в такой ситуации – картина вполне уместная, обыденная и ожидаемая. Наверняка таких не один и не два, все же одно дело встретиться с врагом в бою, и совсем другое, когда тебя выдернули из постели, кругом неразбериха, противоречащие друг другу приказы, зарево пожаров, взрывы и стрельба. У необстрелянного человека, который давным- давно служит в относительно тихом и спокойном гарнизоне, вдали от фронта, подобное может вызвать настоящий шок. Конечно, большинство давно уже пришли в себя и ведут бой, но ведь есть и малодушные трусы, которые все еще паникуют. Что может чувствовать по отношению к такому вот слабаку великолепно обученный и не единожды рисковавший шкурой под вражескими пулями солдат спецподразделения? Пожалуй, только презрение, но вряд ли агрессию. Секундная заминка – а большего Александру и не требовалось. Дважды хлопнул ТТ, и киллер перешагнул через свежие трупы, не останавливаясь подхватив автоматы, один – в руку, второй – за спину. Ну, не удержалась его куркулистая душа от того, чтобы не наложить лапу на оружие. Запасные магазины искать не стал, но… Как говорят американцы, 'не хватит пяти – не хватит и двадцати пяти'. С небольшой группой фрицев справиться двух рожков хватит за глаза, а против роты что два, что четыре, особой роли не играет.
А теперь бегом, бегом… Немцы вот-вот разберутся, что по ним не стреляют, и пойдут в атаку. Что будет, по их мнению, делать спасающийся диверсант? Да убегать, конечно, или, может быть, прятаться. Но он никак не может быть в числе тех, кто наступает, а раз так, то самое место именно в цепи немецких
