плетенки, похищенной из храма на Гавайки, и, выйдя вместе с женой наружу, спрятал веревку под большой тяжелый камень.
– Когда минет год после отплытия, – обратился Тероро к супруге, переверни камень, и ты узнаешь, жив ли я.
Согласно поверью, если веревка оставалась прямой, то это означало благополучный исход морского путешествия, если же она оказывалась перекрученной…
Король Таматоа проснулся в радостном возбуждении и принялся с силой колотить кулаками по циновкам. Каким бы невероятным это ни казалось, но он увидел во сне Семь Небесных Очей! Он увидел их, как наяву! Они зависли над Бора-Бора, а потом стали перемещаться по небу туда, куда направлялось каноэ.
– О благословенный Тэйн! – кричал король, позабыв обо всем на свете.
Больше он не мог заснуть и весь остаток ночи простоял у входа в храм, наблюдая за бурей. Дождь беспощадно хлестал ему в лицо, но Таматоа словно не замечал его, ибо теперь он познал самое главное: 'Наша лодка нагружена правильно и всем самым необходимым. У меня превосходная команда, мой брат хорошо знает море, а дядюшка умеет читать молитвы и заклинания. Сегодня же мы и отправимся в путешествие'.
Но тот сон, который действительно стал чем-то вроде дополнительного побуждения к отплытию, приснился дядюшке Тупуне в его маленькой хижине. Ему привиделось, будто как раз по тому пути, куда следовало плыть каноэ, пролегла божественная радуга. Казалось бы, хуже приметы быть не могло, но пока Тупуна наблюдал за этим явлением, с небес спустились Тэйн и Таароа и, аккуратно приподняв радугу, перенесли её за корму лодки, где она и продолжала сверкать, расцвечивая воды океана. Теперь знамение стало противоположным: зло сменилось милостью богов, и это было настолько ясно и очевидно, что старик даже не счел нужным просыпаться, чтобы хорошенько обдумать этот сон. Утром же, весь светясь от радости, он доложил королю:
– Нечто восхитительное свершилось нынешней ночью. Я уже точно не помню, что это было, но сегодня вечером мы обязательно отплывем!
Он подошел к алтарю и забрал оттуда последние предметы, необходимые для благополучного путешествия: черный камень с белыми прожилками и желтыми крапинками, круглый, размером с кулак – он символизировал Тэйна. Второй камень – тонкий, вытянутый, зеленоватого цвета – считался воплощением бога Таароа, повелителя морских пучин, от которого, в общем, зависел успех всего предприятия. Тупуна осторожно завернул каждый камень в материю, свитую их желтых перьев и, прижимая к себе божества, отправился к каноэ. В маленьком травяном храме, поставленном возле мачт, он разместил камень-Тэйн в направлении правой мачты, а камень-Таароа – ближе к левой. Теперь можно было заняться и погрузкой самой лодки.
Позади храма оставалось пустое пространство, которое должен был занимать Тупуна на время всего путешествия. Ему полагалось находиться рядом с богами и по мере необходимости заботиться о них. За ним располагались места отдыха для тех членов экипажа, которые не были заняты в гребле, ещё дальше высилась хижина из травы, построенная для двенадцати женщин, отобранных для участия в путешествии. Ещё дальше восседала Натабу, молчаливая и священная жена Таматоа. Рядом с ней должна была находиться супруга Тупуны, старуха Теура с красными глазами, мудрая провидица, которая не хуже своего мужа разбиралась во всевозможных приметах и знамениях. В задней части их домика в полном одиночестве располагался Таматоа. Он устроился у двери, через которую было удобно наблюдать за звездами, а заодно и проверять рулевого. Капитаном каноэ считался Тероро, который сейчас стоял в самой передней части судна рядом со своей избранницей Техани. Но, конечно, все путешествие зависело единственно от короля. Только он мог приказать плыть вперед или поворачивать обратно.
День был уже в самом разгаре, и казалось непостижимым, что кто-то мог отважиться в такую погоду проходить через рифы. Но все хорошо понимали, что только при сильном западном ветре каноэ могло взять правильный курс, чтобы рассчитывать на успех путешествия. Поэтому сердца отважных мореплавателей были полны надежды и крепки, как сам западный ветер. Весь день ушел на молитвы и погрузку каноэ. Рабы, животные и самые тяжелые тюки груза были отправлены в левый корпус, где главным гребцом считался Мато. Именно от него зависел ритм работы всех остальных гребцов. В правый корпус поместили продовольствие, растения и дополнительные циновки. Здесь среди гребцов командовал Па. И в самом конце этого корпуса, наискосок от Мато, находилось место рулевого Хиро.
Время шло, и настала пора команде прощаться с женами, которые не могли принять участия в путешествии, а также с детьми. Тероро отправился к мрачной Мараме в маленькую хижину, где они были так счастливы. Женщина нарядилась в свою самую лучшую одежду, обмотав точеную фигуру ярдами тончайшей тапы. В волосах женщины пестрели цветы.
Уверенно веди вперед свое каноэ, Тероро, – тихим голосом произнесла Марама. – Я буду молиться за тебя.
– Ты навсегда останешься в моем сердце, – пообещал молодой вождь.
– Нет, – так же негромко возразила она. – Когда вы уплывете, ты должен будешь забыть обо мне, иначе это будет несправедливо по отношению к Техани.
– Но ты всегда помогала мне своей мудростью, – грустно промолвил Тероро. – Когда мне все вокруг становилось понятным, это значит, что ты подсказала мне, как себя вести. Ты всегда была мне нужна.
– Успокойся, Тероро. – С этими словами женщина усадила мужа на циновки, чтобы побыть с ним вместе в последний раз. И она начала рассказывать ему все то, что, как ей показалось, являлось очень важным, и что она ещё не успела объяснить. – Никогда не пренебрегай советами Мато. Он временами кажется глупым, потому что мы так привыкли думать о всех тех, кто родился на севере острова. Доверяй ему. Если придется ввязаться в бой, полагайся на Па. Мне нравится Па. Тебе больше по душе Хиро.Он занятный человек, но сможешь ли ты полностью положиться на него в минуту опасности? Прислушивайся к словам своего дядюшки Тупуны. Его зубы пожелтели от мудрости. И, Тероро, никогда больше не отправляйся в путешествие только потому, что тебе хочется кому-то отомстить.
– Неужели бы ты сама позволила, чтобы мы таки уехали, унося с собой чувство стыда в сердце? – парировал Тероро.
– Дело в том, – вздохнула Марама, – что одному человеку все равно не под силу наказать Гавайки в достаточной степени. – Затем она затаила дыхание и все-таки созналась мужу: – Было бы просто невыносимо терпеть на Бора-Бора короля родом с Гавайки. – Затем она поспешно добавила: – Но слепая месть это не выход. Особенно, если учитывать, что король не давал на эту вылазку своего согласия. Ну, теперь все в прошлом.
Марама в последний раз имела возможность поговорить с собственным мужем, и когда настало время прощаться, она подумала: 'Как многого он ещё не знает!' Тероро сделал шаг к выходу, и тогда женщина упала на циновки и принялась целовать ему щиколотки. Запинаясь, Тероро заговорил:
– Марама, когда каноэ будет отплывать, прошу тебя, не выходи на берег. Я этого не вынесу. – Услышав это, женщина выпрямилась во весь рост и расплакалась:
– Я?! Как я смогу оставаться здесь, закрыв двери, когда мое каноэ будет покидать родной остров! Ведь это мое каноэ. Я сама и дух парусов, и сила гребцов! Я принесу тебя к новым землям, Тероро, потому что я и есть сама лодка!
Когда мужчины поднялись на борт 'Ждущего', Марама, с развевающимися на сильном ветру длинными волосами, благословила их, наделив своим духом, и на прощание напутствовала юную Техани:
– Хорошенько заботься о нашем муже. Наполни его жизнь любовью.
Однако в самую последнюю минуту ей пришлось посторониться из-за совершенно неожиданного визита. На берег прибыл сам верховный жрец. Он подошел к каноэ в сопровождении длинной вереницы своих прислужников и прокричал:
– Великий Оро желает вам безопасного и удачного путешествия!
Он взошел на борт судна, держась при этом за мачту по имени Тэйн. Встав на колени перед храмом для богов, он приоткрыл травяную дверцу и поместил внутрь освященную фигурку Оро, свитую из плетенки его же собственными руками и украшенную перьями. Устрашающим тоном, который надолго запомнился отплывающим, верховный жрец воззвал, перекрывая грохот шторма:
– О великий Оро, благослови это каноэ! Однако, как только жрец сошел на землю, Тероро заметил, что
