действуют и руководствуются теми методами, с помощью которых привыкли выживать на земле. Позже начинают разделять в понимании, что нельзя смешивать дружеское отношение и работу в тонком мире. Ведь по-дружески, по-человечески, можно простить какую-то слабость, закрыть глаза на несовершенство другого человека и прикрыть его духовные язвы, надеясь на исправление, то при включении на канал одна ошибка, всего одна, допущенная по неосторожности или по непониманию, ошибка может обернуться катастрофой и трагедией для многих, неся в себе разрушение, отражаясь резонансом по всех плоскостях. При включении строжайше запрещено привносить свое личное несовершенно видение, если оно не соединено с более высокой иерархической ступенью, что вносит корректировки во время работы при осознанном двустороннем общении. Но если нет такой корректировки, нет осознанного двустороннего общения – то кто их пустит в тонкий мир? Так-то, Бискви. Вот потому пока учатся, учатся общаться, принимая другого как есть, постепенно стяжая душевную чистоплотность, которую косвенно можно определить по уменьшению претензий к другому с таким же увеличением строгости к себе.
- Тебе не кажется, что мы заболтались, вспоминая твою подвижническую молодость?
- Да конечно. Альта уже, наверное, заждалась. Выходи, я закрою дверь.
Кот с грацией объевшегося удава вышел из кабинета.
- А не кажется ли тебе что вот такую чистоту душевную, по Серафиму Саровскому можно ожидать всю жизнь?
Ильин закрыл дверь и подозрительно покосился на кота.
- А про Серафима Саровского, откуда знаешь? Неужели по телевидению начали транслировать святоотеческие чтения?
- Ах, Стасик, каких только отвлеченных теорий я не слышал за неделю в нашем лягушатнике. Говорят красиво, слушать можно часами, вот только жалко, что говорят о том, чего не знают.
- Не обращайте внимания – Стас улыбнулся оторопевшему охраннику на выходе – это я так, просто мыслю вслух.
Охранник судорожно кивнул, не отрывая, однако глаз от кота который вещал на частоте доступной для простых людей.
Стас открыл дверь, незаметно для охранника придал ногой коту ускорение.
Дверь закрылась, внешнее освещение автоматически убавилось, и они оказались ночным небом щедро усыпанном хрустальным бисером звезд, проступающим сквозь огни города.
- Ты что делаешь? Совсем из ума выжил?
- А ты чего сразу ногой, тоже, между прочим, больно.
- Бискви – ледяным голосом промолвил Стас, осматривая парковку – это потом. Машина где?
На привычном месте машины не было.
- 11 -
- Бискви, посмотри, нет ли рядом посторонних глаз.
Кот замолчал и с неожиданной для его обожравшейся комплекции ловкостью шмыгнул в темноту, растворившись под летними звездами. Ильин насторожено осмотрелся вокруг проводниками и развернул вокруг себя пространство оперирования. Светящаяся сфера с переливающимися гармоничными цветовыми всполохами, бегущими узорами и изгибами ткани реальности завораживала, притягивала и умиротворяла одновременно, но сейчас некогда было ими любоваться. Он прочертил траекторию событий, затем выругался, резко схлопнул пространство и со всех ног рванул вглубь парка. За ним следом тигриными прыжками мчался Бисквит.
Альта сидела на покрытой капельками росы капоте, а рядом на траве сидело несколько здоровенных жлобов яркой уголовной наружности, размазывая по красным одутловатым лицам слезы, воя и бормоча вперемешку слова прощения щедро приправленные матерной лексикой.
- Это что еще такое?
- Да ничего, пока ты философствовал с Бисквитом, я пошла к машине, а там уже сидели вот эти убогии, понятно, что решили взять покататься, а потом забыть вернуть.
- Так они же могли тебя…
- Да ничего они уже не могли, потому что у них резко проснулась совесть.
- Как это? – Стас непонимающе уставился на верзил, что сидели на траве, монотонно раскачиваясь и что-то жалобно и невнятно скуля.
- Да вот так. Совесть очень сильное оружие, хотя она несовместима с разрушением. У них вся жизнь пронеслась пред глазами за считанные мгновения и заговорила, казалось навеки уснувшая совесть, что соединяет воедино разум и сердце. И если нет в человеке такого соединения, то разум служит только себе в угоду своим потребностям и желаниям, а сердце говорит лишь иногда, да и то, не все его слышат.
- А зачем было машину то в парк угонять? Мы с котом едва не сошли с ума, думали, что нас уже достали серые.
- Да, нам очень хотелось бы знать – слизывая росу с лапы и косясь огненным взглядом, пыжился Бисквит.
- Когда я открыла дверцу, меня рывком втянули в салон, а потом дали газу, сработал инстинкт всеобщего единства и они оказались включенными в поле моей соборной вести.
- Эй, мужик – присел Стас на корточки рядом с гопником – нехорошо получилось, правда?
- Нехорошо воровать – всхлипывая, пустил слезу детина, смотря доверчивыми детскими глазами – я больше не буду, честное слово не буду.
- Верю, еще утром ни за что не поверил бы, а сейчас верю.
- Спасибо – просиял детина – я не подведу, честное- пречестное.
- Альта, а что это они разговаривают как невменяемые, под гипнозом что ли?
- Да нет, просто впервые проснулась душа, а у них она так и осталась на детском уровне, вот потому говорят так, как того хочет сердце а нет как подсказывает опыт прожитых лет и количество ходок.
- Ну да, детский сад изъясняющийся по фене, что тут непонятного?
- Слушай, интеллигент, а ты не перебивай девушку, красиво говорит, не хорошо перебивать, – отозвался еще один угонщик и после некоторых мучительных раздумий добавил, густо покраснев – а то в ухо дам.
- Не, Колян, не сможешь, - вступил в разговор третий – в ухо то.
- Не смогу – еще гуще покраснев, признался Колян – но кто же вступится за девушку как не я?
- Ну и что нам делать с этим гопническим детсадиком теперь, надолго это их накрыло? – глядя на неловко поднимающуюся братву, вопросительно поднял бровь Стас.
- Это навсегда. У нас совесть намного чувствительнее и острее чем у вас и обратного хода не будет.
- Вона как… - протянул кот, таращась на такую невидаль - так как же они адаптируются теперь к жизни? Их же в ближайшей подворотне теперь пристукнут и всего-то делов.
- Котик, а ты не ругайся – неожиданно почесал кота за ухом один из урок – вот посмотри на меня. Бычье бычьем и нету у меня за душой ничего святого, да и жизнь жил непонятно зачем. Как залью по привычке глаза с вечера, да так что бы ни просыпаться и не думать, потому что страшно котик, вся жизнь у меня как черная дыра, как провал. Пьешь, что бы отогнать мысли, что бы только ни думать о том, что будет завтра. Только нету у меня никакого завтра, потому что и меня собственно тоже нету.
- Да, проблема – массируя лоб, протянул задумчиво Стас – куда же вас теперь пристроить? Вы по жизни хоть что-то умеете?
- Так это, мы за вас, если надо кого хошь теперь в два счета, только скажите.
- Не, Колян – опять обозвался за его спиной извечный фиксатый суфлер – и в морду лица теперь не сможем, рука не поднимется, разве только для защиты.
- Это, не сможем мы теперь начальник - пригорюнились урки.
- Значит так – подвела итог Альта – в понедельник явитесь вот в этот офис, бритые, мытые и одеты по-человечески. До понедельника вы свободны. И еще – не стоит мальчики больше пить, все равно не
