словно он встретил девушку, с которой давно хотел встретиться. Он стал пить чай та«, как тянут шампанское.
Соломенные матрацы разложили в той самой комнате, где французы ужинали. Комната освещалась лишь пламенем в печке, за которой по-прежнему следил пожилой усатый солдат. То была их первая ночь на русской земле: теперь они чувствовали себя очень хорошо, но засыпали с трудом. Нервное напряжение, новая обстановка, причудливые тени, отбрасываемые предметами в трепещущем свете пламени, завывание ветра за окном… Словно они находятся на маяке. Время от времени кто-нибудь из них поворачивался, бормоча во сне что-то по-французски. Старый солдат прислушивался к звукам незнакомого языка и тоже бурчал что-то себе в усы, то и дело помешивая в печке поленья.
Дверь в соседнюю комнату отворилась, и на пороге появилась тень. Это был Кастор. Он медленно пробирался между спящими летчиками, наклоняясь, чтобы видеть их лица. Подойдя к Марселэну, он присел на корточки и слегка тронул его за плечо.
— Господин майор!
Кастор позвал шепотом, но Марселэн был из тех, что спят, как кошки. Он открыл глаза, сразу же сел и спросил так же тихо:
— В чем дело?
— Есть новости, господин майор.
— Ну?
Окончательно проснувшись, Марселэн в упор смотрел на Кастора. Он видел, как по взволнованному лицу юноши пробегают отблески пламени.
— Ну? — настойчиво повторил он.
— Немцы нарушили перемирие, — сказал Кастор. — Вся Франция оккупирована. Флот… флот потопил себ, я в Тулоне…
— Не может быть! — выдохнул Марселэн.
Кастор никогда раньше не думал, что можно шепотом крикнуть. Но у Марселэна это получилось именно так.
— Флот! Все наши корабли! Не может быть!
— Я сам слышал, господин майор… Флот в Тулоне…
Марселэн поднялся. Стоя среди спящих, возвышаясь над все еще сидевшим на корточках Кастором, он казался гигантом. Он медленно пошел к двери, открыл ей и остановился на пороге, словно не чувствуя хлеставших его по лицу хлопьев снега.
Готовый в любую минуту вскочить, Кастор спрашивал. себя, что сделает майор. Вдруг Марселэн обернулся, закрыл дверь и подошел к окну. Он впился взглядом-в летное поле; на востоке сквозь пелену снега пробивалась узкой розовой полоской заря.
— Не буди их, Кастор, — произнес Марселэн. — Они еще успеют узнать это.
— Здесь тоже неважные вести, — сказал Кастор. — Русские держатся, но немцы вышли к Волге.
Они шепотом продолжали разговор. Старый солдат подбросил в печку новую охапку дров. Яркий красноватый свет озарил комнату. Они увидели лица друг друга. И им стало страшно. Флот! Марселэн представил себе стальные остовы трагически потопленных в Тулоне кораблей, поднявшие к небу носы… Если вода прозрачная, наверное, видны искореженные мостики, сдвинувшееся с мест орудия. Прощайте, дорогие корабли, морские крепости со стальными башнями!
«Значит, и его можно ранить в самое сердце», — подумал Кастор. И в эту минуту он почувствовал себя накрепко связанным с этим человеком, способным так страдать за свою родину.
— Ну что ж, — проговорил наконец (Марселэн, — по крайней мере никто не сможет сказать, что мы явились помочь тому, кто берет верх.
Летчики по-прежнему спали. Снег все валил. Стоя плечом к плечу, они смотрели, как занимается утро.
IV
На тот же запасной аэродром прибыл «Дуглас», чтобы доставить их на базу в Иваново. Отныне это будет их база. Всего час полета от Москвы. Огромная тыловая база, узловой пункт. Там начнутся серьезные Дела.
«Дуглас» должен был приземлиться в Иванове через несколько минут. В конце посадочной полосы его поджидали три советских офицера: генерал Комаров — командир дивизии, в которую французы войдут как самостоятельное национальное подразделение, полковник Синицын — командир полка, вместе с которым им предстоит сражаться, и капитан Сарьян — инженер. Комаров и Синицын, казалось, отдыхали, чего нельзя было сказать о Сарьяне. Хмурый, он в отчаянии без конца листал словарь.
— Думаешь, за пять минут ты много выучишь? — с улыбкой спросил Синицын.
Сарьян ответил лишь движением плеч, выражавшим безнадежность, и нечленораздельным ворчаньем, которое должно было означать: «Отстань от меня!» или: «Хотел бы я посмотреть на тебя, будь ты на моем месте».
— Кто нолетел встречать французов? — спросил генерал.
— Лейтенант Зыков, товарищ генерал, — ответил Синицын.
— Он опять будет выкидывать свои фортели?
— Он обещал мне не дурить.
Тон Синицына давал все основания отнестись к его словам скептически.
— Будем надеяться, — сказал генерал и добавил: — Впрочем, знаем мы его благоразумие.
Он обернулся к Сарьяну.
— Ну, как дела?
Капитан бросил на него загнанный взгляд, собрался с духом и мужественно, но со множеством ошибок залпом выпалил по-французски:
— Самолет «Як» вооружен двумя пулеметами и одной пушкой, стреляющей через винт…
— Браво, — сказал Комаров. — Я тебя понял;
— Да, — ответил Сарьян, — но теперь меня должны еще понять французы.
Чуть в стороне собралась группа летчиков- Механики вдруг решили, что и им необходимо быть поблизости. С не меньшим рвением отнесся к своему долгу и обслуживающий персонал — словом, вся или почти вся база ожидала «Дуглас». Комаров исподтишка наблюдал за ними.
— Никакой политики с французами, — обернулся он к Синицыну. — Все они добровольцы и прибыли бог знает откуда, чтобы сражаться вместе с нами. Это, тбль-ко это и следует принимать во внимание. Ясно?
— Ясно, — ответил Синицын.
— Совершенно ясно, — сказал Сарьян. — А вот как они “возьмутся за дело-—это не совсем ясно. Вы ведь знаете, откуда они прибыли. Северная Африка, Эритрея, Индокитай, Англия… А при минус тридцати, увидите, ни один не выдержит! Поднимется метель — все разбегутся! Хотел бы я знать, имеют ли они хоть понятие о том, что такое снег? И как они будут на него садиться? Хороши станут у нас машины! А кому отвечать? Ясно— не им, а мне!
Комаров мягко улыбнулся:
— Конечно, тебе. Ты инженер, ответственный за материальную часть… А ты, Синицын, что скажешь?
— Подожду. Вот посмотрю на них, тогда и выскажу свое мнение.
— Ждать недолго, вот они. И Зыков… Ах, сукин сын!..
Синицын и Сарьян подняли глаза. В небе показался «Дуглас» в сопровождении истребителя лейтенанта Зыкова — того самого, что обещал «не дурить». Увы, самолет лейтенанта Зыкова был похож на задорную девчонку, которая пристает к бесчувственному увальню. Он кружился вокруг «Дугласа», почти задевая его крыльями, уходил, возвращался, выделывал пируэты — одним словом, все это отнюдь не
