до автоматизма. Они пошли по улице; Джим почему-то говорил о чем угодно, только не о театре. Лиза только дивилась; с другой стороны, может, он забыл?
— А Салли вчера вечером на спектакль ходила, — наконец не выдержала Лиза.
— Вот как! — только и сказал Джим.
Лизе стало досадно.
— Ну все, мне пора.
— Погоди, не уходи. Хочу с тобой поговорить.
— О чем? О чем-то особом? — Нет теперь она его расколет; она не она будет если не расколет.
— Да нет, просто поболтать, — улыбнулся Джим.
— Тогда спокойной ночи! — отрезала Лиза и пошла прочь. Про себя она подумала: «Какая же я дура. Он точно забыл». И ускорила шаг.
На следующий вечер, часов в шесть, Лиза вспомнила, что нынче «новую сенсационную драму» дают в последний раз.
«Хорош гусь этот Джим Блейкстон, — сказала себе Лиза. — Сам пригласил, и сам же в кусты. Вот Том — Том бы никогда так себя не повел. Чтоб мне провалиться, если еще с Блейкстоном заговорю, с этим, с этим… Теперь я вовсе не увижу „Роковую карту“. Хотя я ведь и одна могу пойти. Кто мне помешает? Нет, подумать только: сам пригласил, и сам в кусты!»
Лиза кипела от возмущения. С другой стороны, она ведь сама наотрез отказалась пойти с Джимом; правда, теперь не понимала почему.
«Он сказал, будет ждать возле театра. Интересно, он уже там? Сходить, что ли, посмотреть? Почему нет? Вот возьму и схожу, и никто меня не остановит. И если только этот Блейкстон там стоит, я мимо него пройду и не замечу. Будет знать!»
Лиза нарядилась в лучшее платье и, чтоб не попасться на глаза соседям, проскользнула в проулок, застроенный ночлежками. Таким кружным путем Лиза вышла на Вестминстер-Бридж-роуд и вскоре была у театра,
— Я тебя целых полчаса жду.
Лиза обернулась. Перед ней стоил Джим.
— Никто вас не просил ждать, Я с вами на спектакль не пойду. Вы что себе вообразили?
— И с кем же ты пойдешь?
— Ни с кем. Одна.
— Одна? Лиза, не валяй дурака.
Лизе стало очень обидно.
— Ах, дурака? Лучше я домой пойду, раз вы так. Вы… ты почему вечером не пришел, ну, тогда?
— Ты ж сама сказала не приходить.
Лиза только фыркнула, до того глупый был ответ.
— А вчера почему ничего не сказал про спектакль?
— Я подумал, если промолчать, тогда ты наверняка придешь.
— Ах ты… ах ты… ах ты гад! — Лиза чуть не плакала.
— Да ладно тебе, Лиза, не сердись. Я не хотел тебя обидеть.
И Блейкстон обнял ее за талию и повел к двери на галерку. Две слезинки скатились по Лизиному носику, но она чувствовала такое облегчение и такое довольство, что позволила бы Блейкстону вести себя куда угодно.
У двери собралась изрядная очередь. К восторгу Лизы, коротать время до спектакля публике помогали двое негров. Негры пели, танцевали и строили рожи; публика проявляла благосклонность, как королевская семья к братьям Решке[10], и не скупилась на аплодисменты и полупенсовики. Затем, когда за неграми закрылась дверь, ведущая к оркестровой яме, явились мальчишки со свежими номерами «Тит-Битс» и «специальными выпусками»; их сменили три девочки с жалостными песенками; каждый получил свою долю полупенсовиков. Наконец очередь содрогнулась (будто огромная змея рывком заглотила жертву), за дверью послышался звонок, все как-то собрались, напряглись, каждый джентльмен велел своей даме крепче вцепиться ему в локоть, были отперты несколько засовов и замков, и двери распахнулись, и бурный людской поток устремился в зрительный зал.
Еще каких-нибудь полчаса ожидания — и занавес пополз вверх. Пьеса действительно оказалась очень захватывающая. Лиза и думать забыла о своем спутнике, она вся была зрение и слух. Она едва дышала, от возбуждения ее потряхивало, особенно в знаменитой сцене повешения. Когда кончился первый акт, Лиза перевела дух и утерла лицо.
— Уф, вся взмокла! — воскликнула она и сунула Джиму потную ладошку.
— Ничего себе! И впрямь! — Джим поспешно стиснул ей пальцы.
— Эй, ну-ка пусти! — прикрикнула Лиза, вырываясь.
— Еще чего, — весьма дерзко отвечал Джим.
— Пусти, кому говорю!
Но Джим не пускал, да и Лиза протестовала не слишком решительно.
Начался второй акт. Теперь Лиза покатывалась над комиком; смеялась до визга, так что на нее оглядывались и говорили:
— Верно, девчонка от души веселится.
Когда дошло до сцены убийства, Лиза все ногти себе изгрызла. На лбу ее выступили крупные капли пота; она настолько забылась, что предупредила будущую жертву криком «Берегись!». Это вызвало смех и некоторый спад напряжения в зале, ибо все зрители до единого затаив дыхание следили за двумя злодеями, которые сперва подслушивали под дверью, а затем крались бесшумно, как тигры, что выследили добычу.
Дрожащая Лиза искала защиты в объятиях Джима, который бесстрашно шепнул ей:
— Со мной тебе нечего бояться.
И вот убийцы набросились на жертву, завязалась схватка, и бедняга был повержен. Именно эту сцену изображала афиша — сын убитого стучится в комнату, где злодеи застыли над мертвым телом. Наконец занавес был опущен. Зал выдохнул, как один человек, раздались бурные аплодисменты. Симпатичного героя в цилиндре встречали крики «Так держать!» и «Молодчина!»; жертва в порванной сорочке удостоилась зрительского сочувствия, а при выходе на поклон убийц зал разразился свистом, топотом и возгласами «По-ве-сить! По-ве-сить!», в то время как бедные злодеи кланялись и делали вид, что крайне довольны.
— До чего славно развлеклась, — заметила Лиза, прижимаясь к Джиму. — Хорошо, что ты меня вытащил, Джим; спасибо тебе.
Джим обнял ее, и Лиза поймала себя на мысли, что именно так Салли сидела со своим дружком, а главное, что ей, как и Салли, так сидеть приятно.
Антракты были короткие; вскоре занавес опять подняли, комик собрал привычный урожай смеха тем, что снял сюртук и продемонстрировал публике свои панталоны; комика сменила трагическая сцена. В заключительном акте имели место темная комната, жребий и взрыв.
Когда все закончилось, уже на улице, Джим облизнул губы и сказал:
— Совсем в горле пересохло. Давай в паб заскочим?
— Я тоже пить хочу, — отозвалась Лиза, и они пошли в паб.
В пабе они поняли, что еще и голодны, соблазнились сосисками в тесте, которые запили парой пинт пива; затем Джим закурил трубку. Они побрели к Вестминстер-Бридж-роуд. Вскоре Джим предложил зайти еще выпить, пока пабы не закрылись.
— Не, с меня хватит, — сказала Лиза.
— Ничего, если и переберешь маленько, — рассмеялся Джим. — Завтра выходной — отоспишься.
— И то верно. Семь бед — один ответ.
Однако у дверей паба Лиза пошла на попятный.
— Слышь, Джим, там небось соседей полно; нас увидят.
— Нет там никаких соседей, не дрейфь.
— Я не пойду. Я боюсь.
— Даже если нас и увидят — разве мы что плохое делаем? И вообще, можно сесть в отдельной
