Заведующая, словно о чем-то догадываясь, перед тем как принять на работу, задала один- единственный вопрос: сколько ей лет? Пришлось прибавить чуть ли не два года и сказать, что исполнилось шестнадцать, а метрическое свидетельство находится в милиции, где ей сейчас оформляют паспорт.
Но ложь во имя выживания, когда никому от нее не становится хуже, вполне простительна. Удавалось не только доедать остатки детской пищи — по утрам Джуна снимала пробу с приготовленного завтрака. А спустя некоторое время стало совсем хорошо. Старательную нянечку перевели работать на кухню, в качестве повышения по службе.
На деньги можно было снять даже комнату. Приработок Джуна не бросала, разносила телеграммы, теперь только срочные. Работа ночная. После вечерней школы надо спешить на почту, а потом с телеграммой порой идти через весь Армавир, пешком, в темноте, километр за километром.
Случалось разное. Несмотря на свое бесстрашие по отношению к мертвым, живых Джуна опасалась, с ними наладить отношения куда труднее, у них иные законы. Как-то ночью шла она по высокому речному обрыву, и вдруг навстречу из ночной тьмы вынырнули несколько взрослых парней. Могло произойти что угодно. И, почувствовав внезапный прилив страха, Джуна прыгнула с обрыва. Не разбилась, даже не поранилась. Спряталась в песчаную яму и там затихла. А перепуганные парни всматривались в глубь обрыва, пытаясь разглядеть, куда девалась девчушка.
Встретились они через некоторое время совершенно случайно на танцплощадке. Обрадовались парни — жива осталась, не разбилась, не покалечилась. Оказывается, они искали ее, даже в милицию заявили о случившемся. И девушку разыскивали уже представители закона. Думали — утонула, водой унесло, ведь на берегу ни следа. А парням так понравилась молоденькая «утопленница», что двое в нее влюбились. Конечно, не слишком крепка юношеская любовь, зато порывиста и вспыльчива: кто станет провожать девушку домой, иногда решалось кулачным поединком.
Начиналась юность. Призвание ощущалось смутно, однако главное было ясно — оно существует. И все же путь в медицину заказан. Джуна чувствовала, что ее способности вряд ли оценят в каком-либо учебном заведении. А как же слова отца о ее предназначении? Она должна лечить людей. Необыкновенный дар природы надо использовать. В мире столько страждущих, которые ждут прикосновения ее целительных рук.
Джуна решила отправиться в Ростов и там поступить в кинотехникум. Не о карьере актрисы она мечтала, не о профессии режиссера или оператора. Она станет киномехаником. Странно?
Странно. На первый взгляд.
Еели посмотреть внимательнее, то в поступках любого, даже самого обыкновенного, человека можно разглядеть не только первый — самый очевидный, но и второй, и третий, и какой угодно еще смысл.
В поступках же такого необычного человека, как Джуна, самые прозаические намерения и желания вдруг освещаются особым светом, в них проглядывает будущее предназначение, а если и не оно само, то догадка о своем будущем необычном призвании.
Отзвенел последний и такой тоскливый школьный звонок. Бывшие ученики распрощались со школой. Перед каждым из них встал выбор: что же делать дальше, какую дорогу выбрать? Джуна поступила самым неожиданным образом.
Куда пойти учиться сельской девушке? Вероятно, в техникум, чтобы получить среднее специальное образование. Но какое? О медицине и о призвании врачевателя и речи быть не могло, несмотря на то что она всегда помнила слова отца о том, что ее предназначение — прикосновением руки залечить рану, унять боль. Ни о медицинском училище, ни об институте, где обучают будущих врачей, она и не помышляла.
Почему? Да потому, что ее дар был слишком необычен. Это не манипулирование множеством блестящих инструментов и приспособлений, которыми пользуется хирург, это даже не простенький чемоданчик медсестры или фельдшера, в котором хранится все необходимое на самый первый случай — шприц, нашатырный спирт, вата. У нее были только ее руки и отсутствовала необходимость в дополнительных приспособлениях. Но кто поверит ей? Кто поддержит, если она сама не могла поверить в свое собственное будущее? Нет, слишком рационален XX век! И слишком серое, приземленное время — самая середина шестидесятых годов.
Итак, Джуна сделала свой выбор. Она решила поехать в Ростов, поступить в кинотехникум и выучиться на киномеханика. Как? Почему? Загадка, да и только. Привлекательная девушка… Если уж невозможно воплотить в жизнь то, к чему она чувствовала истинное призвание, то могла бы попытаться поступить в любой другой техникум, например в педагогический, библио-течный… Да в какой угодно. Хоть в пищевой. Учительница начальных классов, воспитательница детского сада, библиотекарь, клубный работник, повариха — профессии скромные, отнюдь не денежные, но по крайней мере привычные, обыденные. И вдруг киномеханик…
Совсем не те времена, будь это лет на двадцать раньше — сразу после войны, — совсем иное дело! Какой ореол романтики имела работа киномеханика! Человек из темной будки в конце зала показывал людям волшебные картины. Показывал то, чего вовсе и не было на земле, но как хотелось, чтобы это было!
Целлулоидная лента шуршала, а иногда рвалась, чуть дрожал, вспыхивая и погасая, луч света, на экране появлялись кадры мирной, сытой, обеспеченной и веселой жизни. А если фильмы были о войне, то герои ни в коем случае не погибали. Они обязательно побеждали. Героический разведчик добывал секретные документы, заодно прихватив и вражеского генерала, веселые герои обороняли свое беспокойное аэродромное хозяйство. Влюбленные обязательно встречались в назначенное время — в шесть часов вечера после войны. А уж трофейные ленты!! Их и вовсе не с чем сравнить, чего стоят одни названия — «Большой вальс», «Девушка моей мечты», «Судьба солдата в Америке»…
Киномеханик был царем и богом, повелевал этими людьми, завладевал их сердцами на полтора часа сеансного времени и делал все, что хотел!
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь
со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить,
идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Теперь совсем не то. Жизнь, конечно, все еще похожа на кинематограф, где черное мешается с белым, но профессия киномеханика утеряла всю свою притягательность. Из человека, повелевающего помыслами и душами, он превратился в обыкновенного служащего, культработника, как называли его сокращенно. Производственный план, количество зрителей, тарифная сетка, где-то наверху — в недосягаемой вышине — Министерство культуры, которое повелевало сотнями и тысячами киномехаников, билетерш и даже директоров кинотеатров. А коли ты еще и механик кинопередвижки!..
Бездорожье, утомительные часы, проведенные в дребезжащей машине-развалюхе, усталый, полуголодный, добирается он до места и крутит все одну и ту же, все одну и ту же ленту, зная ее наизусть. Кажется, и в страшном сне или на Страшном суде вместо действительных событий он будет пересказывать все тот же сюжет старой кинокартины…
Девушка-киномеханик, да еще необычная, привлекательная, — это и вовсе загадка. Объяснение, которое Джуна давала впоследствии своему внезапному и ошеломляющему именно тривиальностью, заурядностью выбору, тоже мало что объясняло.
Думалось, что профессия киномеханика лишь очередная, самая начальная ступенька в мир кино. А затем, может быть, институт кинематографии, затем…
Объяснение наивное и, как кажется, совершенно неправдоподобное. Вряд ли и молоденькая выпускница школы всерьез в него верила — волшебный мир киностудии и мир дощатой кинобудки, обклеенной пожелтевшими рекламными плакатами, — это разные миры, они не имеют ничего общего, даже не соприкасаются.
