Но время шло, болезнь отступила, и пора было расплачиваться за приятное обхождение.
Староста пришёл утром, тут же перешёл к делу:
-Ну, лейтенант, думаю, ты здорово поправил своё здоровье! Пора и за дело. В соседнем районе какой-то гад прямо на центральной улице убил немца в чине. Из-за этого гада туда направляется карательный отряд, с которым приказано и нам выступить.
-Да я, вроде, не готов, - попытался отказаться Фёдор.
-Слушай, лейтенант! Мы тут уже все запачкались, пока ты отлёживался! Теперь твоя очередь! Немцы хотят наказать население поголовно, если убийца не будет найден. Ну а мы - исполнители. Нам, конечно, прикажут стрелять! А может просто поджигать!
-А парашютист с радисткой тоже пойдут? - невпопад спросил Фёдор, не зная, как оттянуть момент своего участия в нежелательной для него операции. Мысль бежать во что бы то ни стало окрепла в этот момент окончательно.
-А до них-то тебе какое дело? - удивился староста, но пояснил: - Забросили их неудачно. Радистка должна была сообщать местному населению о зверствах фашистов, а парень организовать партизанский отряд. А что его организовывать. А вот они - мы, организовались и без него. И приказ секретный - организовывать жуткие зверства фашистов - выполним! Будут зверства фашистов известны бойцам Красной Армии, сдаваться в плен мало кто захочет!
-А кто приказал-то? - устало и почти равнодушно спросил Фёдор, уже заранее зная ответ. Ему просто нужно было время, которое он растягивал, как парашютист, готовившийся сделать последний шаг в пустоту.
-Ты что, до лейтенанта дослужился и ни разу не получал устного приказа, что ли? - повысил голос староста. - Пять минут на сборы и хватит болтать, лейтенант! Мы тебя не для того тут кормим, чтобы ты в чистом белье отлёживался!
Староста зло хлопнул входной дверью. Фёдор кинулся к окну, распахнул его и в чём был, стараясь не производить шум, выскользнул вниз на землю, шмыгнул за кусты смородины, пополз по меже и, спрятавшись за баней, стал ждать. Бежать в лес было глупо, так как, погорячившись, он даже не подумал о том, что тепла ночью будет недостаточно без тёплой одежды и сапог. Фёдор, вооружился увесистой палкой, беспокоясь лишь о том, сколько человек будут его искать.
Скоро раздались два голоса. То были голоса старосты и лекаря.
-Чёрт, через окно удрал сволочь! - ревел староста.
-Может ещё догоним? - спросил нерешительно лекарь.
-Да побродит по болоту и придёт, заставлю на коленях гада поползать! - сквозь зубы процедил староста. - Ладно, пошли, немцы не любят ждать нашего брата, пунктуальные черти!
глава 11
В школе номер тридцать два, находившейся поблизости от дома Коли, в которой он проучился одну неделю в первом классе в семь лет, было два этажа. Хотя здание и было кирпичным, но размер школы был больше школы номер шестнадцать не намного. Поэтому и здесь учёба была организована в две смены. Восьмой класс находился на втором этаже в самом конце коридора.
Коля чувствовал себя в новом коллективе весьма неуютно. Попав в коллектив успешно учившихся тридцати девочек и девяти мальчиков, Коля не смог поднять свою успеваемость до общего уровня.
Учителя, наверно, долго удивлялись, как такой ученик мог быть определён именно в этот элитный класс. Ещё два восьмых класса были претендентами на увеличение численности рабочего класса.
Именно в тех классах случались непредвиденные чрезвычайные происшествия с вмешательством милиции. И к огорчению Коли, в одном из них стала учиться Зоя, так замечательно певшая на уроках пения в младших классах старой деревянной школы номер шестнадцать. Наверно, мать Коли не была такой уж простой женщиной, какой казалась ему. Ведь она была женой прославленного спортсмена, пусть не погибшего на фронте, а только пропавшего без вести!
Но разве не могло произойти разрыва снаряда под ногами бойца, и обезображенный труп не смогла бы опознать и родная мать? Или рядом не оказалось ни одного живого человека, потому что все пали смертью храбрых вместе с корреспондентом фронтовой газеты, и заметка не появилась об этом подвиге? И в плен мог попасть боец, но не пожелал стать предателем и был повешен на глазах жителей села или города, был просто закопан, как безвестный герой? Да мало ли на войне самых непредвиденных ситуаций!
Наверно, Прасковья надеялась, что в лучшем классе её сынок подтянется, почему и сходила в школу на час раньше сына. Но надежды Прасковьи не оправдались. Дело в том, что до седьмого класса в этой же школе проучился брат Коли - Петя. К этому году учёбы глупость Пети выпирала уже из всех пор его мозга, и практически он не столько учился, сколько мучился сам и мучил учителей, боровшихся за стопроцентную успеваемость в школе.
Была такая установка Партии и Правительства, что неграмотных в СССР нет и не должно быть никогда. Поэтому немало учеников школ и студентов ВУЗов сменили классы и аудитории на смирительные рубашки в психиатрических заведениях.
Слишком умные попадали, конечно, чаще, а слишком глупые попадали тоже, но с большим опозданием. Только получив аттестат о неуспешном окончании седьмого класса, Петя был официально признан непригодным не только к учёбе, но и к самостоятельной жизни вообще. Вероятнее всего, болезнь в детстве, когда Петя прожил две недели в коме, догнала его в этом цветущем возрасте и отправила обратно в кому, из которой он уже не вернулся на трудовой фронт, став государственным нахлебником пожизненно.
И вот, после глупейшего ученика Лубова Пети явился другой Лубов, только - Коля, весьма редко радовавший учителей своими познаниями. Но закон о всеобщем образовании был подписан на заре Советской власти самим Ульяновым, так что самый глупый ученик - Петя Лубов ухитрился окончить семь классов с реально существующим аттестатом. И вот теперь надо было выпустить уже из десятого класса и тоже с аттестатом ещё одного - Лубова Колю!
Надо полагать, что на Колю стали смотреть, как на менее глупого брата, отчего успехи были занижены до предела. И только отсутствие десятого игрока на футбольном поле сделало Колю нужным человеком на уроках физкультуры. Был Коля и ростом мал, и вес его был бараний, но фланг на футбольном поле он, как мог, затыкал. На лыжах, конечно, сын прославленного когда-то лыжника, скорее ходил, чем бегал. Но вот на уроках его подвижность вечно раздражала учителей.
Когда же он, устав по какой-нибудь причине, чаще от голода, замирал, радуя учительницу своим задумчивым видом, он просто мечтал о совершенно другом мире. Новый материал урока уже никогда не мог заинтересовать его. Девочки класса на него не обращали никакого внимания, мальчики смотрели, как на не доросшего до учёбы в восьмом классе. Рисованием Коля увлекался после уроков, в классе об этом никто не знал.
Так что был он самым незаметным учеником не только в классе этом, но и в коридоре школы он протискивался у стенки, стараясь не столкнуться с более сильными из других классов. Ещё он старался избегать встреч с Зоей, в которую был тайно влюблён. Только один раз случай представился ему ещё раз и навсегда прославиться. Срисовал он акварелью картину И.Шишкина - 'Корабельная роща', вставил в резную раму, которую дядя по материнской линии в тюрьме смастерил, и принёс на школьную выставку.
Учительница - классный руководитель, принесла эту копию обратно в класс из учительской на свой урок, подошла к Коле и спросила: - Это, Лубов, что за рама? В ней не только нет художественной ценности, но ты даже её как-нибудь не украсил! И не ты её, наверно, сделал, ведь так? Неси это домой, и если что- нибудь нарисуешь, тогда и посмотрим!
Класс дружно стал смеяться, а Коля никак не мог проглотить комок обиды, застрявшей в горле. Он был так поражён, что учительница не заметила разницы между репродукцией и рисунком, что просто не
