Фашизм в Англии

быстрой лобовой атакой сбивает с ног одураченную, ослабленную добычу. Не надежное большинство, а воинственное меньшинство, — вот что ему нужно для достижения власти.

Будем считать доказанным, что демократия не может позволить себе игнорировать угрозу возрождения фашизма. Спрашивается: какие же контрмеры следует предпринять? В декабре 1945 г. министр внутренних дел сообщил нам, что с отменой статьи 186 закона об охране государства «нет никаких путей помешать деятельности политических организаций, не нарушающих законов мирного времени»; однако через месяц он же заявил в палате общин, что «правительство внимательно изучает вопрос, о лучших способах борьбы с фашистской деятельностью» и что сам он обдумывает «возможность внести в закон поправку, которая расширила бы его нынешние полномочия». С тех пор он, по-видимому, решил, что необходимость в новых законах и в поправках к старым отпала.

Нужно сказать, что перед министром внутренних дел стоит поистине труднейшая задача. Политическая свобода — основа и сущность здоровой демократии, и нельзя легкомысленно на нее посягать или урезать ее. С другой стороны, было бы безумием, если бы мы, во имя свободы и демократии, стали терпеть у себя движение, цель которого — уничтожить всякую свободу и демократию. Привилегиями демократии — свободой печати, свободой слова и свободой политических ассоциаций — логически должны пользоваться только те, кто хочет сохранить эти привилегии. Как нам кажется, разрешением этой дилеммы должны явиться новые законы, специально направленные против врага демократии — фашизма. Нет сомнения, что за такие законы высказалось бы большинство, и в парламенте, и среди населения страны; но здесь мы сталкиваемся с новой проблемой. Что такое фашистская программа? Есть ли в фашистской доктрине особенности, отличающие ее от всех других политических доктрин? Ясно, что если такие особенности имеются, значит можно найти и способ поставить фашизм вне закона, не посягая на свободу нефашистских политических организаций.

В фашистской доктрине есть три таких особенности. Прежде всего, это расистская теория, обычно претворяющаяся в жизнь в виде неистового антисемитизма. Затем — теория корпоративного государства, которая, хоть и существовала задолго до появления современного фашизма, в настоящее время связывается исключительно с ним. И наконец — лютая ненависть и презрение к демократии. Человек или организация, разделяющие любую из этих трех теорий, не обязательно сторонники фашизма, но тот, кто разделяет их все, стоит целиком на фашистских позициях.

Перед министром внутренних дел открыты два пути: он может либо ввести новые законы, определяющие и запрещающие всякую фашистскую деятельность отдельных лиц, групп или организаций, либо сделать более суровыми существующие, законы, например, закон об общественном порядке и закон о подстрекательстве к мятежу. Последняя мера оградит общество хотя бы от самых вопиющих эксцессов фашистской пропаганды и политического бандитизма. Оба эти метода, вероятно, подвергнутся нападкам как «недемократичные», но в действительности опасность для демократии представляет лишь второй из них. Ни в законе об общественном порядке, ни в законе о подстрекательстве к мятежу не проведена грань между фашизмом и другими политическими течениями, а следовательно, усиление этих законов серьезно угрожало бы свободе действий нефашистских организаций. Далее, мало смысла усовершенствовать эти законы, если нет уверенности, что полиция будет энергично проводить их в жизнь. Возможно, что в наши дни английский фашизм и не мог бы мечтать о реванше, если бы в предвоенные годы полиция не проводила так упорно пристрастной политики бездействия. На каком бы курсе ни остановился министр внутренних дел, нужно надеяться, что антисемитизм в любой его форме будет объявлен уголовным преступлением. Уже этот закон лишил бы наших послевоенных фашистов одного из самых мощных орудий пропаганды.

А в остальном мы, как и в дни расцвета Мосли, должны полагаться на антифашистскую оппозицию, которая теперь, как и тогда, черпает свою силу и боевой дух у рабочего класса, а свое вдохновение — у левых политических партий. Эти люди будут знать, как поступить с фашизмом, когда он снова появится на английской сцене. Они не забыли Олимпии, не забыли и того, что затем произошло в Европе. Достигнуть победы над социальной несправедливостью, бедностью и войной простые люди во всем мире смогут лишь после того, как фашизм и то исконное зло, которым он питается, будут навсегда изгнаны из человеческого общества.

Приложение

Показания пострадавших, а также врачей и других лиц, оказывавших им помощь в день митинга в Олимпии 7 июня 1934 г.

Джэкоб Миллэр, Клифф Филдрод, Шеффильд; показания, данные в больнице Сент-Мэри Эббот и опубликованные в «Ньюс кроникл» 13 июня.

«Под этими бинтами — шесть глубоких порезов, на которые наложено десять швов. Под правым глазом у меня, как видите, синяк, а большой палец левой руки так сильно ушиблен, что я не могу его согнуть. Кроме того, у меня ушибы за обоими ушами и пропала пластинка с четырьмя вставными верхними зубами.

Я — студент Шеффильдского университета. Не принадлежу ни к какой политической партии… Билет на доклад сэра Освальда Мосли мне дал знакомый студент. Сначала нарушения меня просто раздражали. Потом меня возмутили слова Мосли: «Этим нарушителям нас не запугать». Я сказал, имея в виду публику: «Нас тоже не запугали, нас просто дурачат». Тут же ко мне подлетели шесть фашистов, схватили меня и сбросили через барьер прямо на арену. Я упал с высоты около десяти футов и на минуту лишился сознания. Когда я очнулся, другие фашисты, поджидавшие внизу, вывели меня из помещения в какой-то двор. Появились еще «распорядители», и когда меня швырнули на землю, вокруг меня было не меньше двадцати человек. Я был совершенно беспомощен, и они сейчас же стали избивать меня; били по голове и по всему телу.

Я видел, как один из них замахнулся и ударил меня свинчаткой; я тут же почувствовал, что заливаюсь кровью. Кто-то наступил мне на палец руки, я до сих пор им не владею. Ударом в рот у меня выбили вставные зубы. Избив меня, фашисты выкинули меня на улицу. Я был оглушен и шатался как пьяный; какой-то прохожий оказал мне помощь… Он привел меня в дом врача, где мне промыли раны. Врач напоил меня чаем, дал мне отдохнуть, а потом привез в больницу».

Сэмюэль Майзель, Хай-стрит, Стрэтфорд.

«Я пошел в Олимпию, по собственному желанию; у входа чернорубашечники дали мне билет. Войдя в огромный зал, я занял удобное место на одной из галерей. Не успел я сесть, как на другой галерее люди стали перебивать оратора. Их немилосердно избивали.

Мне стало так противно, что я уже собирался уйти, но тут недалеко от меня раздался возглас: «Это не новая война, а борьба за существование!» К нам двинулось человек двадцать чернорубашечников; рядом со мной сидели две женщины, я видел, что им грозит опасность. Я ударил одного из чернорубашечников, который уже занес на них руку. Тогда на меня накинулось человек пятнадцать, ударили меня по лицу, разбили губы и сбросили с лестницы. Внизу уже поджидала другая группа, меня выволокли в коридор, где двое держали меня за руки, двое за ноги, а остальные избивали. Я потерял сознание. Очнулся я на улице, где стоял, держась за какую-то ограду. Я с трудом сделал несколько шагов и увидел полисмена, у которого спросил, где ближайшая больница. Он резко ответил: «Не знаю!» Я двинулся было дальше, но идти не мог.

Ко мне подошли два молодых человека и спросили, что со мной. Я им рассказал все, как было. Они доставили меня на пункт первой помощи, где мне сделали перевязки, потом меня отвезли в больницу (Сент-Мэри Эббот)».

Герберт Дойл, Пэрсирод 51, Кильберн (Лондон).

«Рабочий, сидевший недалеко от меня, стал шуметь, и несколько фашистов решили выкинуть его из зала. Вмешались другие рабочие, тогда фашисты почему-то набросились на двоих из них и на меня.