и младшие флагманы в один голос высказывались против каких-либо активных действий. Задержать высадку десанта, по мнению моряков, могли только сухопутные части, а в штабе Стесселя считали, что главная роль в борьбе с десантом противника принадлежит флоту и сухопутные части должны лишь добивать остатки высадившегося войска.
Даже получив прямой приказ Алексеева выслать навстречу десанту броненосец «Пересвет» с пятью крейсерами и десятью миноносцами, Витгефт не выполнил его под различными пустыми предлогами. В результате двадцать первого апреля японцы начали высаживать десант.
Погода им не благоприятствовала. Разразившийся на следующий день сильный шторм с дождем и вихрями почти на неделю задержал высадку десанта. Зато эта же погода очень облегчила бы действия русских миноносцев; воспользовавшись ненастьем, они легко могли бы подойти незамеченными к вражеским кораблям на торпедный выстрел.
Такая задержка с высадкой десанта, кроме того, позволяла сосредоточить к месту высадки не только всю дивизию Фока, но и подтянуть силы из Артура и даже Манчжурии. Но ни моряки, ни сухопутное начальство ничего не сделали, чтобы помешать японцам. Стессель разрешил Фоку действовать «по своему усмотрению, но в большой бой не ввязываться», а Витгефт попросту не выслал на море ни одного корабля. Четверо суток передовой эшелон японского десанта в составе батальона при четырех орудиях был полностью отрезан от эскадры и лишен какой бы то ни было поддержки с ее стороны. Дивизия Фока легко могла его уничтожить, но генерал ничего не предпринял для этого.
Все поведение как Витгефта, так и Фока со Стесселем явилось прямым предательством и изменой.
Только по прошествии семи суток, когда основная масса японской армии уже была высажена на берег, Фок двинул к месту высадки две роты с полубатареей. Этот небольшой отряд, будучи атакован превосходящими силами противника, потерпел поражение и отошел к городу Цзинджоу.
Прервав двадцать девятого апреля железнодорожное сообщение Порт-Артура с Манчжурией, генерал Оку двинулся на юг к городу Цзинджоу, где имелась укрепленная позиция русских, прикрывавшая Ляодунский полуостров с севера, и к десятому мая передовые части японцев появились в этом районе.
От Порт-Артура до Цзинджоу по железной дороге было всего около семидесяти верст, и все же на переезд требовался целый день. Слабосильные устаревшие паровозы медленно, с трудом передвигали составы по двадцать вагонов в каждом.
Выехав со своими солдатами утром седьмого мая из Артура, Звонарев только к вечеру добрался до места назначения.
На станции толпилось много солдат.
Около небольшого кирпичного здания вокзала разместились длинные деревянные склады интендантского имущества и огнеприпасов.
В полутора верстах от станции возвышался ряд сопок, унизанных окопами и проволочными заграждениями. Вправо, в обход позиции, шла широкая дорога к обнесенному высокой каменной стеной китайскому городу Цзинджоу. Сзади, за железной дорогой, виднелся длинный, но мелководный залив Хунуэза.
Проголодавшиеся за день солдаты устремились в устроенную под навесом столовую.
Блохин, Белоногов и Заяц со своими бачками пробрались к окну, через которое выдавали похлебку и хлеб.
– На сколько человек? – спросил грязный кашевар.
– На полсотни! – ответил Блохин.
– Где ваш аттестат? – высунулся в окошко артельщик-стрелок.
– У прапорщика, а вот записка от вашего коменданта.
– Тут написано на сорок, а не на пятьдесят.
– Отпусти им на полсотни: видать, люди голодные, – сразу смягчился артельщик.
Через полчаса, налившись по самое горло жиденькой похлебкой и на ходу грызя черствый хлеб, артиллеристы двинулись со станции.
– Супротив наших харчей на Утесе похлебка совсем даже мусорная, – хрипел сзади Блохин. – Если бы шкалик не пропустил, так совсем бы в глотку не полезло.
– Да, нашу рыбку мы, верно, тут не раз вспомним, – вздохнул Кошелев.
– Заяц-то зачем с нами? Неужто наводчиком будет? – удивился Лебедкин.
– Народу здесь поболе четырех сотен, а артельщик один! Вот и приказал генерал меня с Белоноговым на помощь сюда послать, – горделиво заявил Заяц.
– Ишь ты, важный какой стал, сам генерал о нем приказ дает! – бубнил Блохин. – Обо мне он только раз приказ и отдавал, когда велел выпороть.
Быстро, по-южному, спустилась ночь. В темноте смутно белело полотно дороги, в траве стрекотали цикады, где-то на болоте квакали лягушки. Гулко донесся свисток паровоза и, многократно повторенный эхом, постепенно затих в сопках. По дороге медленно тащились, немилосердно скрипя немазаными колесами, китайские арбы, запряженные коровами.
– Далеко нам идти-то, ваше благородие? – справился Кошелев.
– Как гору обогнем, будет шоссе на правую руку. По ней поднимемся и аккуратно на позицию попадем, – ответил Родионов, шедший впереди рядом со Звонаревым.
– До японца-то далеко ли? – спросил Лебедкин.
– Из пушки достанешь, – ответил Булкин.
– Японцы постепенно приближаются к Цзинджоу со стороны горы Самсон. Верно, дня через два-три они и сюда доберутся, – пояснил Звонарев.
– Значит, и житухи нам осталось всего три дня! – прохрипел сзади Блохин.
– Раньше времени помирать собрался! Кто в тебя, блоху, попадет?
– А ежели и попадет, то отскочит, – усмехнулся Блохин, – меня только с морской пушки убить можно, а полевая не берет, вроде бронированный я!
– Расхвастался, черт! Смотри, как бы японцы тебе кишки не выпустили.
– Куда им! Не доберутся! Больно я толстый стал от зоновских харчей.
– Что, березовую кашу своего Зона никак забыть не можешь? – спросил Родионов.
Через четверть часа команда подошла к небольшому лагерю, разбитому за позицией на южном склоне сопок.
Звонарев пошел представиться командиру роты штабс-капитану Высоких, а солдаты остановились у палаток в ожидании дальнейших приказаний. Их тотчас же окружили.
– Откуда? Из какой роты? Кто командир? Сколько вас всего? – посыпались вопросы.
– С Электрического Утеса! Сорок человек да один прапор, – за всех ответил Блохин.
– Значит, пороху уже нюхали достаточно?
– Да, видать, не нанюхались, что сюда притопали.
Солдаты разошлись по палаткам, расспрашивая о жизни на позиции.
– Житуха у нас пока была тихая. Пушки ставили да снаряды возили. Харч, правда, плохой. Только когда у китайцев свиньей разживешься, еда как следует. С водой плохо. Колодцы нарыли, а вода в них горькая. Много и в жажду не выпьешь, – рассказывали солдаты вновь прибывшим.
Пока солдаты знакомились с новым местом, Звонарев сидел в палатке у Высоких.
Штабс-капитан принял его запросто и предложил чаю. Выслушав подробный доклад прапорщика, он ознакомил его с планом цзинджоуских позиций, расположением батарей и предположениями относительно предстоящих боев.
– Вам я поручу левый фланг. Там шесть батарей легких и старых китайских пушек. Сам я командую батареями центра. Здесь расположены все тяжелые орудия, правым флангом будет командовать поручик Садыков. А Известковой батареей, что за железной дорогой, – поручик Соломонов. Завтра вы со всеми познакомитесь. Солдат ваших я тоже направлю к вам, за исключением артельщика и кашевара, которых оставим тут. Ваш фейерверкер знающий? – спросил Высоких у Звонарева.
– Прекрасный солдат и вполне надежный фейерверке?
– Вот и отлично! Мне надо назначить кого-либо понадежнее на батарею, что у северных ворот города. Там всего четыре старые китайские пушки и по пятьдесят снарядов на орудие, назначать туда
