Потом его неудовольствие вызвали огороды, разведенные около Утеса.
– Солдат должен быть солдатом, а не огородником, – заявил генерал.
– А дурак должен быть дураком, а не комендантом, – буркнул Борейко, обращаясь к Звонареву.
Увидя на батарее щиты при орудиях, комендант совсем вышел из себя.
– Этим вы понижаете боевой дух солдат.
– Но сохраняем его плоть, – возразил Белый.
– Плоть может быть немощна, но дух бодр, – настаивал генерал.
– Это хорошо для монахов, а у солдат всегда в здоровом теле бывает и здоровый дух, – возражал Борейко.
– У вас, поручик, не по чину слишком длинный язык.
– Слушаюсь! – смиренно заметил Борейко, сраженный генеральской логикой.
Осмотрев батарею, Смирнов зашел на электрическую станцию.
– Кто заведует? – спросил он.
Звонарев вышел вперед.
– Почему у вас грязно и плохо пахнет? – допрашивал генерал.
– Так запылились, а пахнет обыкновенным машинным маслом. Это обычный запах около паровых машин.
– Я окончил две академия – артиллерийскую и военную, но не слыхал, чтобы на электрических станциях пахло маслом. Убрать, проветрить и впредь не допускать! – кричал генерал.
В котельной внимание Смирнова привлек манометр.
– Сколько же у вас давления?
– Сто двадцать футов на один квадратный дюйм.
– Почему так мало? Увеличить до ста шестидесяти футов.
– Котел может не выдержать.
– Обязан выдержать, раз я приказываю! – отрезал генерал и вышел из котельной.
– Это еще что за чудак такой? – спросил у Звонарева Лебедкин, вытирая паклей руки.
– Комендант новый! Окончил две академии.
– То-то и видать, что учился и переучился!
Когда наконец генералы отбыли и Жуковский опять обрел дар речи, он разразился упреками Борейко:
– Борис Дмитриевич! И зачем вы гусей дразните? Смирнов мне теперь вовек сегодняшнего посещения не забудет. Надо немедленно убрать уголь, снять с орудий щиты, прекратить рыбную ловлю и ликвидировать огороды.
– Заодно отравить вас в нервную больницу, – докончил Борейко. – Пусть Смирнов чудит как хочет, а у нас все должно остаться по-старому.
– Вы меня без ножа режете, Борис Дмитриевич. Меня отрешат от командования ротой! – плакался капитан.
Тем не менее после генеральского посещения на Утесе все пошло по-прежнему, и только Жуковский иногда боязливо поглядывал на дорогу: не видно ли на ней страшного «врага внутреннего с красными отворотами на шинели».
Рыбная ловля давала хорошую свежую пищу и позволяла сделать запасы на зиму. Огороды зеленели на радость всей роте. Борейко ежедневно обходил свое хозяйство и весело покрикивал на солдат.
В один из таких дней Блохин вернулся из города сильно пьяным и забуянил. Он накинулся на фельдфебеля с руганью, а потом налетел на Борейко.
– Ты где нализался? Марш в казарму! – приказал ему офицер.
– Ах ты, я доберусь до тебя… – бросился было солдат к поручику, но тут же был сбит с ног ударом кулака.
Подоспевшие солдаты связали его веревками и посадили в пустой пороховой погреб для вытрезвления.
– Никому не рассказывать о происшествии, – предупредил поручик солдат.
Поняв, что он хочет замять дело, артиллеристы обещали молчать.
На следующее утро Борейко приказал позвать к себе Блохина.
– Здорово, Блоха! – приветствовал он солдата.
– Здравия желаю, – прохрипел бледно-зеленый с перепою солдат.
– Здорово башка гудит?
– Так и трещит, вашбродие.
– Ступай проспись, а потом я тебе, курицыну сыну, придумаю наказание, – уже добродушно проговорил Борейко.
На этом инцидент был исчерпан. Солдаты были удивлены таким исходом дела и усиленно судачили между собою по этому поводу.
– Медведь человека нутром чувствует, кто ему друг, а кто враг. Блоха теперь по гроб жизни должен быть благодарен поручику за то, что спас его от тюрьмы, а то и расстрела.
Почти ежедневно перед Артуром появлялась японская эскадра. Она проходила вдоль берега вне досягаемости береговых батарей и, выпустив по крепости несколько выстрелов, скрывалась за горизонтом. Борейко каждый раз по дальномеру замерял путь движения вражеских кораблей и наносил их на карту. Звонарев с недоумением наблюдал, как тщательно вычерчивалась ежедневно новая кривая на большой карте в комнате поручика.
– Что ты, Боря, колдуешь? – спросил он.
– Выясняю степень глупости адмирала Того, – ответил поручик, еще более озадачив Звонарева.
Наконец как-то вечером он позвал Звонарева в комнату и, ткнув пальцем в карту, на которой красовались почти совпадающие линии движения вражеской эскадры, пробурчал:
– Того большой таки дурак, и мы его хорошенько хлопнем за глупость.
– Мы же до него не достанем, – недоумевал Звонарев.
– Достанем! Не сверху, так снизу. Поставим на пути японцев букеты из мин, авось какой-нибудь броненосец и напорется на них, как наш «Петропавловск».
– План твой, Боря, не лишен остроумия, насчет мин надо сговориться с моряками. После смерти Макарова не знаю, с кем из адмиралов можно говорить!
– А мы обойдемся без адмиралов, переговорим с командирами миноносцев или минных транспортов и обдумаем, как подстроить добрую шкоду. Помнить будут поручика Борейко!
Через полчаса – оба друга, отпросившись у Жуковского, шагали по городу. Сначала они заглянули на «Баян», стоявший у стенки, и посвятили Павлика Сойманова в свой план.
– Боренька, тебе бы эскадрой командовать вместо Вили! – восторженно обнял поручика Сойманов.
– Только вам надо обратиться не на миноносцы, а на минные транспорты. На миноносцах много мин не увезешь, а транспорт поднимает сразу несколько сот, – советовал лейтенант.
– Командиры транспортов штаб-офицеры, а я никого не знаю из этого высокого общества, – с сомнением говорил Борейко. – Да и мозги тут нужны посвежее, не заросшие мхом.
Сойманов предложил сейчас же побывать на минном транспорте «Амур», у капитана второго ранга Иванова.
Там он представил своих друзей Иванову и рассказал о цели их посещения. Капитан, высокий худощавый полуседой шатен, с тонким умным лицом, молчаливо их выслушал, затем хитренько улыбнулся и вынул из шкафа свернутую рулоном карту. Когда она была развернута, то на лицах всех трех друзей появилось глубокое удивление: вдоль берега были прочерчены такие же точно линии, как и на карте Борейко.
– Откуда вы получили копию моей карты? – справился поручик.
– Ниоткуда, я сам ее вычертил на основании своих наблюдений за движением японской эскадры с Золотой горы, – ответил Иванов.
– Очевидно, нам обоим пришла в голову одна и та же мысль, – сообразил Борейко.
– Совершенно верно, – кивнул Иванов.
