— Что вы там столько времени делали? — простонала Люся.
— Третий хвост отдирали, — пояснил Женя.
— «Не жизненно, не жизненно» говорят, — жалуясь, передразнил Володька мальчиков. — Подумаешь, Н-н-немировичи-Данченко.
— Горе мне с вами, — покачала головой Люся. — Садитесь уж. Я тут про своих мужей рассказываю.
— Вижу слезы умиления в глазах благородной публики, — хмыкнул Димка.
— А что? — взбодрился А.П. Рогов. — Удивительная судьба, достойная удивительной женщины.
— Но до Гиннесса маме еще далеко, — заметил Женя.
— Гиннесс — это пятый, еврей? — громким шепотом спросила Блондинка Брюнетку.
Все сделали вид, что не услышали невежественного вопроса.
— Позвольте мне сказать, — поднялся Бойко. — Люсенька, я буду краток. Прожита жизнь — плохо ли, хорошо ли, но не воротишь. И вот, оглядываясь назад, вижу, что самым лучшим человеком, которого я встретил на своем пути, была ты, Люся. Ты воспитала моего сына, замечательно воспитала, а сейчас растишь внучку. И в сердце у меня не только невыразимая благодарность тебе, но и большая любовь. Она прошла много испытаний и выстояла. Словом, Люся, я снова прошу тебя стать моей женой, простить и составить мое счастье.
— Минуточку! — Володька отнял от глаза рыбу и передал ее сыну. — Почему это ты просишь? Опять мне дорогу перебегать? Я, можно сказать, вторую неделю слова фомр… форвм… фор-му-лирую. Люся, вспомни молодость! Люся, я тебя всю жизнь… Скажи «да» — я ни капли в рот. Хочешь, закодируюсь? К Кашпировскому, хочешь? Будь моей сувп… сурп… женой, Люся!
— Ой, ребята, что вы в самом деле, — смутилась Люся. — Вот придумали. Давно быльем поросло.
Спасибо, конечно, но перестаньте это говорить и не думайте…
— Да, да, — кивнул Михаил Борисович и снова по-хозяйски положил руку на Люсин стул, — что было, того не вернешь. Есть совершенно определенные, современные обязательства, моральные соглашения.
— Миша, ты тоже не строй из себя возвращенца, — осадила его Люся. — Мы разошлись два года назад.
Череда неожиданных объяснений настроила нас, публику, на продолжение действия. Словно в ожидании следующего акта, мы обратили взоры на Сережу Копыто. И он действительно заговорил:
— Мне так и не удалось высказаться, Люся, меня перебили. Я хотел, хочу сказать, что энергетика твоего поля необыкновенно велика. Она заряжает людей жизненной силой, подпитывает их. Мне, например, очень не хватает твоего, Люся, излучения. Если бы ты согласилась…
— Я бы подключился к твоему реактору, — вставил Женя.
Люся не успела ответить Сереже, потому что всех нас отвлекло всхлипывание и сдерживаемый плач. Рыдала Блондинка. Брюнетка ее утешала. Она пояснила нам:
— Личные неурядицы.
— За всю жизнь один, — вырвалось у Блондинки сквозь слезы, — и тот сбежал…
— А у меня что? — задала риторический вопрос Брюнетка. — Три копейки зарабатывает, а претензий на сто рублей.
Ольга Радиевна хотела вздохнуть незаметно, а получилось шумно и горько: «Ох-ох-хой». Что подразумевалось под этим оханьем, было ясно без слов.
Люсины глаза засветились скорбью и участием. Она беспомощно оглядывалась, и казалось, сейчас начнет раздавать бывших мужей в пользование обездоленным и одиноким женщинам.
Я напомнила гостям, по какому поводу мы собрались. Потом рассказала о нашей с Люсей дружбе и призналась, что запечатлела по мере способностей на бумаге ее жизнь.
Воспоминания о забавных историях, которые предшествовали Люсиным замужествам, развеселили нас, даже сплотили. Потому еще, очевидно, что теперь бывшие мужья не стояли в боевой стойке, оставив надежды на повторное покорение Люсиного сердца.
Кто-то спросил Люсю о том, какая история ей наиболее дорога и больше помнится.
— Последняя, — ответила она.
— С Михаилом Борисовичем и грибочками? — уточнила я.
— Нет, — Люся застенчиво улыбнулась и покачала головой, — самая последняя.
В этом месте я обещала поставить точку, что и делаю.
