препятствовал их наступательным действиям.
Правильный выбор места для города и острога был особенно важен в Сибири потому, что там при постоянной и острой нехватке людей нельзя было рассчитывать на создание вдоль южной границы непрерывной полосы укреплений, подобно «засечным чертам» Европейской России. Такие полосы за Уралом создавались лишь на небольших участках — например в Енисейском уезде, где в 60-х гг. XVII в. сделали более 7 тыс. сажен «острогов и надолб и засек». Основной же защитой русских селений и ясачных волостей служила легко прорываемая в'рагом цепь небольших острожков с караулами между ними. В систему обороны включались также слободы и монастыри.
Для своевременного оповещения о набегах организовывалась сторожевая служба. Главным же способом борьбы с кочевыми феодалами с самого ее начала стали походы в степь объединенных сил одного или нескольких городов. Удары по вражеским кочевьям наносились в течение всего XVII в. Военные действия в степи не всегда были удачными для сибирских воевод, но неизменно рассматривались ими как необходимое условие предотвращения набегов.
Россия постепенно все больше укрепляла свои позиции на юге Сибири, и нападения кочевников все реже оставались безнаказанными. Серьезных успехов, в частности, русские добились в затянувшейся борьбе с киргизскими «князцами». В 1642 г. атаман Е. Тюменцев возглавил лыжный поход из Красноярска и разгромил кызыльских, ачинских и арийских «непослушников». Летом того же года, выйдя на «сход» с тюменскими служилыми людьми, красноярский отряд под командованием ротмистра С. Коловского и атамана М. Кольцова двинулся вверх по Енисею. Конница шла берегом, пехота плыла на стругах. За рекой Белый Июс объединенные русские силы в конном и пешем строю атаковали укрепившихся на горе и отстреливавшихся из пищалей киргизов, разбили их и вынудили заключить мир на своих условиях.
В 1692 г. после очередной вспышки агрессивности кочевых феодалов верхнего Енисея был предпринят крупный военный поход из Красноярска на реку Кан. 730 конных и пеших ратников (среди которых было 87 ясачных людей и 182 добровольца из крестьян и посадских), возглавляемых ссыльным украинским полковником Многогрешным, нанесли сокрушительное поражение тубинцам, чем сильно подорвали позиции киргизских «князцов».
Дальнейшая судьба енисейских киргизов была печальной. Опасаясь их перехода в российское подданство, правители Джунгарии в 1703 г. насильно «загнали» киргизов на свою территорию в долину реки Или. Лишь часть киргизов впоследствии смогла вернуться на родину, войдя в состав хакасской народности, остальные слились с монголами и калмыками.
Решительные меры по отражению и предупреждению набегов давали свои результаты: после удачных военных операций активность кочевых феодалов заметно снижалась, и на южных границах Сибири наступали периоды затишья. Однако поскольку сил для нанесения решающих ударов по «немирным ордам» не хватало, такие периоды не были продолжительными. На протяжении XVII в. ни в одном из главных районов земледельческой колонизации Сибири русский человек не жил в нормальных, мирных условиях. Тем грандиознее представляется все, что было сделано им аа столь короткий отрезок времени.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы видели, что первое столетие освоения русскими людьми Сибири явилось не только самым ярким, но и переломным периодом ее истории. За время, отведенное одной человеческой жизни, огромный и богатейший край коренным образом изменил и свой внешний облик, и характер внутренних процессов.
К концу XVII в. за Уралом проживало уже около 200 тыс. переселенцев — примерно столько же, сколько аборигенов. Северная часть Азии вошла в состав более развитой в политическом, социальном, культурном и экономическом отношениях страны, объединенной в централизованное и могучее государство. Сибирь была словно прошита редкой, но прочной сетью городов и острогов, стала ареной невиданно оживленной для некогда глухих мест торговли, полем активной деятельности сотен ремесленников, тысяч промышленных людей и десятков тысяч земледельцев.
В XVII в. народы Северной Азии вышли из многовековой изоляции, обрекавшей их на отсталость и прозябание, и оказались вовлечены в общий поток мировой истории. Сибирь пересекли новые пути сообщения, связавшие воедино разбросанные на огромном расстоянии, ранее разобщенные и недоступные районы. Началась разработка почти не используемых до XVII в. природных ресурсов края.
«Все, что мог сделать народ русский в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности», — писал в конце прошлого века известный сибирский ученый и общественный деятель Н. М. Ядринцев. А знаменитому русскому писателю И. А. Гончарову, побывавшему в Сибири в 1854 г., преобразующие ее люди показались «титанами».
Эти мнения отнюдь не были проявлением так называемого «квасного патриотизма». Российский академик, немец по национальности, П. С. Паллас, проехав по Сибири еще в 1772–1773 гг., также был удивлен достижениями русского народа в освоении присоединенного менее чем два столетия назад края и оставил такую запись: «Открытие и скорое приведение в нынешнее состояние сей пространной, неизвестной и вовсе дикой земли… бесстрашию и постоянству российской нации приписать должно…» Много позднее польский исследователь 3. Лукавский подчеркнул, что присоединение «всей северной части Азиатского континента от Урала до Тихого океана было невиданным достижением России» и «независимо от того, в каких бы категориях его ни рассматривали, это всегда будет огромным успехом, не имеющим себе равных в мире».
Каковы, однако, были последствия развернувшихся в XVII в, событий для судеб коренных сибирских народов? Здесь трудно давать оценки, не выходя за пределы XVII столетия, так как тогда многие процессы лишь зарождались. И оценки эти не могут быть однозначными, как не может быть однозначным все, что несло людям общество, построенное на угнетении человека человеком.
Режим феодальной эксплуатации обрушился всей тяжестью на в большинстве своем плохо подготовленных к нему сибирских аборигенов. Помимо налогового гнета и произвола феодальных правителей, коренные обитатели Сибири в XVII в. испытывали на себе воздействие других отрицательных факторов, более пагубных, хотя, в общем, и неизбежных в тех условиях. Они повсеместно выявлялись при соприкосновении европейских народов с жившими долгое время изолированно и сильно отставшими от них в социальном и культурном развитии племенами: аборигены страдали от неизвестных ранее болезней, вредных привычек к алкоголю и табаку, оскудения промысловых угодий.
Было время, когда историки прежде всего обращали внимание на эти обстоятельства, выдавая их едва ли не за главный результат контактов русского и коренного населения Сибири. Теперь, однако, мы знаем, что для подавляющего большинства сибирских народов определяющей явилась другая сторона последствий их вхождения в состав Российского государства. Оно менее всего было заинтересовано в уменьшении числа плательщиков ясака и стремилось по мере сил препятствовать этому уменьшению. Включение Сибири в состав крупного централизованного государства означало установление на ее территории законности хотя бы в самом простом виде, приводило к прекращению внутренних усобиц. Уже в XVII в. аборигены для разрешения возникавших в их среде споров и ссор все чаще обращались к российской администрации, считая воеводский суд более справедливым и беспристрастным. При содействии представителей государственной власти, опасавшихся ясачного недобора, уменьшились, а затем и прекратились кровавые распри между родовыми и племенными группами. Стали быстро проявляться и положительные последствия мирных контактов сибирских аборигенов с трудовыми и в целом не менее эксплуатируемыми слоями русского народа.
Познакомив переселенцев с некоторыми видами съедобных растений и рядом полезных в новых условиях хозяйственных навыков, коренные жители Сибири сильно изменили под воздействием русских и свой быт, и свою трудовую деятельность. У аборигенов стали складываться более совершенные приемы промыслов, земледелия и скотоводства, из их среды все чаще стали выходить «люди торговые и прожиточные». Следствием этого взаимообогащения культур явилось не только разрушение натуральных форм хозяйства и ускорение социально-экономического развития местных народов, но и установление общих классовых интересов пришлого и коренного населения. Показательно и то, что несмотря на
