Уличная красотка

С расстоянья пушечного выстрела
Мастер выявлять и обличать.
Нас тогда оставили, не выгнали.
Видно, нам написано на лбу.
Руки все согнули, руки выгнули —
И решили, стало быть, судьбу.

Мы потом давились дымом «шипочным».
Был осадок горек и тяжел.
Узнаю с тех пор я безошибочно
Всех, кто на собранье не пришел.
1984 год

Она — не моя

Бокал все полней и полней,
А в стенке бокала я с ней отражаюсь. Я с ней.
Она — не моя.
Она убежала от мужа. Ушла, уползла, как
змея.

Она положила себя,
Как битую карту, рубашкой помеченной
вниз.
Она — не моя.
И ночь для нее на сегодня не больше чем
просто каприз.

Громко и неслаженно
Оркестрик про любовь проголосит.
Зачем она со мной — неважно.
Зачем я с ней — поди, спроси.

Про завтра не хочется знать.
Ей хочется сладкого — надо в него поиграть.
Она — не моя.
Ей надо вернуться назавтра, не зная, не помня,
кто я.

А я не хочу потерять,
И взять насовсем я ее не могу, не хочу.
Она — не моя.
А все-таки виснет рука и плывет у нее
по плечу.
Громко и неслаженно
Оркестрик про любовь проголосит.
Зачем она со мной — неважно.
Зачем я с ней — поди, спроси.
1995 год

Осень

Оставляю в бушующем лете
Я тебя навсегда. Навсегда.
Как в сгоревшей дотла сигарете,
От огня не оставив следа.

Но в казенных гостиничных шторах
Уцепилась и прячется лень.
В них расплачется осень так скоро
На стекле. На стекле.

А в глазах, как в море синем,
Солнце на плаву.
Бьется на плаву и слепит.
Листья календарные пустые рву
Под несносный городской лепет.

Как усталыми звездами шают
Отслужившие службу слова.
Их, конечно, сотрет и смешает,
Если выудит, злая молва.

Отзвенит и ударится оземь
Шепелявое слово «прощай»,
И расплачется желтая осень
На груди у плаща.