которые суются в воду, не зная броду, обычно плохо заканчивают. Терпения Деймену может и не хватить.
Вдруг эта история окажется последней каплей?
С тяжелым вздохом окунаюсь глубже, наслаждаясь тем, как вода плещет у самого лица. Впитываю целительную энергию трав и кристаллов. Еще чуть-чуть — и я избавлюсь от своей дурной одержимости. Все вновь станет хорошо и правильно.
Когда вода начинает остывать, вылезаю из ванны и немедленно облачаюсь в белый шелковый халат с капюшоном. Потуже затянув пояс, вновь иду в гардеробную и снимаю с полки атам — ритуальный нож. Тот самый, который в прошлый раз так раскритиковали Роми и Рейн — слишком острый, мол, его задача резать энергию, а не материю. Двойняшки требовали, чтобы я сожгла атам, оставив от него лишь оплавленный кусочек металла, и отдала им для обряда, отменяющего мое ошибочное колдовство. Не хотели они доверить такую сложную задачу неумехе вроде меня.
И хотя я в их присутствии несколько раз провела лезвием через огонь, совершая своего рода магическое очищение, в остальном следовать плану двойняшек я отказалась наотрез. По-моему, они просто хотели воспользоваться случаем и выставить меня совсем уже полной дурочкой. Нет, правда, если, как они утверждают, все пошло неправильно из-за того, что я колдовала в новолуние, что может значить какой-то несчастный нож?
Все-таки на этот раз: я для верности добавляю еще пару камней на рукоятку: «слезу апачей» — округлый кусочек обсидиана, на защиту и удачу (двойняшки уверены, что мне она еще как понадобится), гелиотроп на силу, мужество и победу (всегда хорошее сочетание): и бирюзу на исцеление и укрепление чакр; как я понимаю, моя постоянная проблема — горловая чакра, центр здравомыслия! Высыпав на клинок щепотку соли, провожу им сквозь пламя трех белых свечей и вслед за тем призываю стихии огня, воздуха, воды и земли изгнать прочь тьму, оставив только свет, отторгнуть зло и привлечь добро. Трижды повторив заклинание, обращаюсь к высшим магическим силам. На этот раз я уверена, что прошу о помощи правильную магическую силу — богиню, а не Гекату, трехголовую змееволосую королеву подземного мира.
Очищаю пространство, трижды обходя его по кругу, держа в одной высоко поднятой руке благовонные курения, в другой — атам и представляя мысленно, как сквозь меня струится поток ослепительно белого света. Начиная с макушки, через руку свет проникает в атам и уходит в пол. Еще круг и еще, тонкие ярчайшие струи сплетаются друг с другом, выпускают побеги, растут и в конце концов смыкаются высоко над головой. И вот я уже заключена в серебряный кокон, сложную мерцающую непроницаемую паутину.
Опускаюсь на колени посреди очищенного священного пространства и, вытянув перед собой левую руку, прочерчиваю клинком линию жизни. Резко вдохнув, глубоко вонзаю острие. Немедленно начинает хлестать кровь. Зажмурившись, мысленно рисую образ Романа: вот он сидит напротив, скрестив ноги, соблазняя меня зовущим взором темно-синих глаз и неотразимой улыбкой. С трудом преодолеваю гипнотический дурман и перевожу взгляд на пропитанный кровью шнурок на шее Романа.
Моей кровью.
Этот шнурок я сама ему повязала в прошлый четверг, выполняя очень похожий ритуал. Мне тогда казалось, что все прошло отлично, и только позже стала ясна трагическая ошибка. Сегодня все по-другому, и намерения у меня другие, совершенно бескорыстные. Я хочу вернуть себе свою кровь. Разрушить чары, связавшие меня с Романом.
Тороплюсь произнести заклинание, пока образ не развеялся.
Ураганной силы ветер проносится через круг, заставляя меня щурить глаза. Паутинные стенки дрожат под его напором, где-то вверху сверкает молния и грохочет гром. Подняв раскрытую ладонь и пристально глядя ему в глаза, мысленно развязываю узел шнурка у него на шее и призываю к себе свою кровь.
Возвращайся!
Здесь твое место!
Расширенными глазами наблюдаю» как тонкая струйка крови, взметнувшись дугой, устремляется к порезу на моей руке. Шнурок светлеет, белеет, и вот он уже чист, как в первый день творения.
Я готова окончательно разорвать связь, навеки освободиться от наваждения, от странного, чужого пульса, так нагло вторгшегося в меня и непреклонно утвердившегося на захваченной территории.
Чудовище у меня внутри пробудилось — потягивается, требует утолить его голод. Сердце отчаянно колотится, тело сотрясает дрожь. Сопротивляться бесполезно! Я — заложница чудовища; пленница его желаний, моя собственная воля ничего не значит. Я хочу только одного: исполнить то, что чудовищу угодно.
Беспомощно смотрю, как ритуал на моих глазах обращается вспять. Кровь выплескивается из раны и вновь пропитывает шнурок у Романа на шее. Шнурок провисает, влажный, тяжелый; струйка моей крови стекает по груди Романа. Как ни стараюсь, я не в силах бороться.
Не в силах бороться с притяжением его манящего взгляда.
Не в силах бороться с собственным телом, которое так и рвется к нему.
Не в силах разрушить чары, приковавшие меня к Роману.
Он — словно магнит, влекущий меня к себе. Небольшое расстояние между нами сокращается буквально за секунду. Наши колени плотно прижимаются друг к другу, мы едва не сталкиваемся лбами. Я беззащитна… Бессильна… Не могу справиться с неодолимым стремлением к нему.
Ничего вокруг не вижу.
Никто другой мне не нужен.
Мир съеживается до размеров крошечного пространства между нами. Влажные, зовущие губы Романа на волосок от меня, а бесцеремонный захватчик, чужой и странный пульс, властно толкает вперед, приказывает соединиться, слиться в одно целое.
Подаюсь навстречу, наши губы все ближе, ближе… И вдруг где-то внутри, так глубоко, что мне и самой не дотянуться, блеснул образ Деймена — его лицо, его запах. Всего лишь мгновенная вспышка посреди непроглядной темноты — но мне хватает, чтобы вспомнить, кто я, что я и зачем на самом деле здесь нахожусь.
Хватает, чтобы вырваться из кошмарного сновидения с криком:
— Нет!
Отшатываюсь назад, отодвигаюсь как можно дальше от… этого. Резкое движение разрушает паутинный кокон, свечи гаснут, и Роман тает в воздухе.
Только сердце мечется как сумасшедшее, шелковый халат запятнан кровью, а в горле все еще бьются слова:
— Нет, нет, нет, нет, нет, Господи, нет, пожалуйста, не надо!
— Эвер?
Дико озираюсь, вцепившись в ткань безнадежно испачканного халата и мечтая, чтобы Сабина ушла,
