сегодня днем, раздумывая, куда бы спрятать паспорт и деньги, Надежда Прохоровна смотрела как раз на матрас. На постель. И никакого уголка нигде не свешивалось. Простынь была аккуратно заправлена.
Сейчас же белый и длинный угол мерцал в темноте.
«Что такое? – озабоченно побежали мысли. – Какой-то беспорядок… – И вдруг жутчайше осенило: – Мою комнату обыскивали?! Под матрасом кто-то шарил?!»
Догадка ошпарила голову и моментально высушила начинавший сопливеть нос. Не попадая ногами в тапочки, спотыкаясь, Надежда Прохоровна подбежала к выключателю, зажгла свет.
Огляделась. И сразу бросилась к шкафу за чемоданом.
Уже доставая его из-под вешалок, понимая, что что-то не так, не как всегда, она выдернула чемодан на центр комнаты, поставила его и… медленно попятившись, рухнула задом на кровать.
Бегунок особо вредной змейки наружного кармана застыл на вершине полукружия.
Голова немного закружилась, баба Надя протянула руку далеко вперед, подтянула пустой, легкий чемодан к себе, засунула руку в карман…
Паспорт на месте!
Сбегала к висящей на крючке у двери сумке… Кошелек на месте!
Шумно выдохнула. Прижала к груди документ и деньги, снова допятилась задом до кровати и села, завороженно глядя на верный чемодан.
Глаза не обманули. Наивреднейший бегунок цепко сидел на вершине полукруга.
В груди Надежды Прохоровны под прижатыми ценностями все помертвело. В голове стучали мысли: «Так, Надя, успокойся. Никого тут нет. Ничего не пропало. Дверь закрыта. Вокруг полно соседей, территория охраняется…»
Но ведь кто-то же в номере побывал! Кто-то шарил под матрасом, приподнимал его, смотрел, что внизу лежит, – именно тогда и вывалился носовой платок и выбился уголок простыни! Но этот
Или кажется ей это все?
Да нет! Не кажется! Вон застрявшая змейка бегунком сверкает! Вон простыня висит! Был обыск! Был!!!
«А что искали? Кошелек на месте, паспорт не тронули…
Документы! Искали документы Пети!!!
Ох, Боженька ты мой… Ох, папка…»
Как наяву, Надежда Прохоровна увидела зеркально подобный номер Виталика. Вот он скачет по комнате, кусает пальцы, потом, уже от окна, подбегает к вешалке и цепляет дубленку… Из номера он уходит без папки в руках. Рыжая папка остается лежать на углу комода.
Вот растяпа!! Павиан влюбленный!!!
Гнев словно под зад ударил бабу Надю и подбросил с кровати. Она вскочила на ноги, кое-как, одной рукой прижимая к груди родимый паспорт и кошелек, надела халат и, чуть не забыв, что вставная челюсть продолжает отдыхать в стакане на умывальнике, бросилась к двери.
Потом одумалась. Тапочки и зубы надо все-таки надеть.
Разжалованный в павианы Мусин мечтательно и чуть пьяно ходил по номеру: собирал впечатления за вечер. На стук в дверь он бросился отпирать с мгновенно забившимся в надежде сердцем…
На пороге в совершеннейшем беспорядке и с диким взором стояла не очаровательная Марина, а растрепанная Надежда Прохоровна: халат завязан наперекосяк, шевелюра всклокочена, к груди прижато нечто, наверняка исключительно ценное. Ввалившись в крохотную прихожую, она задом запечатала дверь и просипела:
– Папка, Виталик!! Где папка?!
– На месте, – оглянувшись, пораженно ответил Мусин.
– А документы?!
– Тоже… на месте.
– Откуда ты знаешь?! Проверь! Открой!
– Да зачем?! Что случилось?!
– Папку открой, – с закипающей тихой злостью приказала баба Надя.
– Не буду, – отходя от двери, произнес Мусин.
– Почему?
– Потому что они на месте.
– Виталик, мой номер обыскивали, – тихо, стараясь произвести нужное впечатление, сказала Надежда Прохоровна.
Маргадон повернулся, замер на секунду.
– Ваш?!
– Мой, мой. Проверь документы.
Виталий Викторович подошел к лежащей на тумбе папке, помолчал над ней.
– Их там нет, Надежда Прохоровна. Давно нет.
– Украли?! – с ужасом выдохнула бабушка Губкина и осела на обувную тумбу-пуфик.
– Нет, – заерзал глазами Виталик. – Я давно их переложил в другое место.
– Куда?
– Туда. – Маргадон ткнул пальцем через плечо. – В камеру хранения на автовокзале. В городке, где была длительная стоянка. Вы тогда еще спали.
– Это в каком же городке?
– Ну там, там! На последней остановке перед развилкой!
– А это разве город был?
– Да, Надежда Прохоровна, – язвительно фыркнул Мусин, – город. Районный центр. Железнодорожного сообщения там нет, автобусная остановка – вокзал. В нем есть камеры хранения.
Плечи бабы Нади опустились.
– Вот оно как… Дай попить.
– Да-да, сейчас, – засуетился Мусин возле тумбы с графином и стаканами.
Надежда Прохоровна пересела в кресло, незаметно сунула кошелек и паспорт в карман. Напилась – целый стакан залпом выдула – и прищурилась на павиана:
– А зачем ты документы спрятал?
Виталий Викторович стыдливо повел плечами:
– Да так… на всякий случай.
– И все-таки?
Маргадон отошел немного в сторону, опустился на подлокотник противоположного кресла и, отведя глаза, признался:
– Я не знаю, кто такая эта Ира. Почему я должен сразу передавать ей в руки все состояние Петра? Я хотел выдержать паузу… Познакомиться, поговорить…
– Не доверяешь?
– А почему я должен ей доверять?! – взвился Мусин. – Я знать ее не знаю! Петр – пропал. Она – в бегах от мужа. Почему я должен ей доверять! Ведь Петр влюблен! То есть – неадекватен!
– Понятно, – усмехнулась баба Надя.
– А что такого? Документы в камере хранения, на такси до райцентра пятнадцать минут езды…
– Хитер…
Виталий Викторович встал прямо и, явно желая сменить скользкую тему, спросил:
– А почему вы решили, что ваш номер кто-то обыскивал?
Надежда Прохоровна коротенько обрисовала приключения особо вредной змейки, остальные следы чужой руки; Виталий Викторович крепко почесал в затылке и сел напротив, положив локти на бедра:
– Значит, вы
– Абсолютно.
– Может быть, это была просто любопытная горничная?
