Напоминала о годах и прочих неприятностях.
– Да не могу я, Софа, не могу! – кипела баба Надя. – Меня и Виталика категорически попросили никуда не выезжать в ближайшие дни. Как я уеду, если путевка еще на десять дней оформлена?! Как…
– Тогда приеду я, – перебила профессорская жена.
– С ума сошла? Куда ты собралась?!
– К тебе. Это я уговорила тебя составить компанию Виталию Викторовичу.
– И не думай!
– Надя, – спокойно проговорила Софья Тихоновна, – я приеду.
– Нет! Меня Арнольдыч убьет!
– А мы ему не скажем про убийство.
– Сонечка…
– Наденька. Хочешь, я сделаю вид, что с вами незнакома, а?
– Незнакома? – начиная сдаваться, повторила баба Надя.
– Да. Похожу. Послушаю. Посмотрю на все со стороны. Думаю, моя помощь в определении Ирины будет нелишней. Вам ведь теперь не с руки ко всем с расспросами приставать?
Что есть, то есть, вынужденно согласилась Надежда Прохоровна. Весь персонал отеля уже в курсе, кто и как обнаружил труп в шале, и вряд ли будет откровенен с подозрительными «родственничками».
– Хорошо, приезжай. Но с нами на людях – ни гугу.
– Конечно! Жди. К ужину буду на месте.
Надежда Прохоровна попрощалась с Софой до вечера, убрала телефон в карман и шумно выдохнула: сказать по совести, решение подруги ее обрадовало. Как груз с души упал. Софьюшка всегда была чудо как рассудительна, в суждениях нетороплива, и если уж кто и мог помочь тут разобраться, то она – в первую очередь.
– Надежда Прохоровна! – окликнул кто-то бабу Надю, и та, чуть вздрогнув (нервишки-то под основание подточены!), оглянулась. С крыльца корпуса А к ней торопился охранный Шеф. – Надежда Прохоровна, хочу сказать – все ваши слова подтвердились. Мы еще раз поговорили с Клариссой и Ангелиной Игоревной, расспросили моего парнишку Олега, который снег убирал, – все точно. Кларисса видела, как еще по снегопаду ваш племянник и Марина прошли из бара. Потом Ангелина Игоревна сказала, что сидела до самого окончания снегопада… Олег как следует вспомнил – на дорожке, которую он разгребал от снега, не было ни единого следа.
– А от реки и от леса через поляны их и сейчас нет, – буркнула Надежда Прохоровна. – Все по расчищенным дорожкам гуляют.
– Да. Так что спасибо. Избавили нас от лишней работы. У вас есть еще какие-нибудь наблюдения?
Надежда Прохоровна вздохнула. И начала изворотливо:
– Да вроде бы есть… Но боюсь ошибиться.
Я ведь еще не знаю всех постояльцев в лицо…
Можно мне в вашу книгу регистрации заглянуть?
Кто откуда и когда приехал… Кто местный, кто столичный…
Павел Павлович прищурился:
– Значит, угадал я. Есть у вас кое-что еще. Вы кого-то видели?
– Нет, – честно ответила бабушка Надя.
– Тогда зачем вам книга регистрации? Я уже тут краем уха слышал, вы с племянником кого-то разыскивали…
«Слышал, значит, – перепугалась Надежда Прохоровна. – Ох, не то ты слышал, Паша, ох не то!..»
– Это к вашему делу отношения не имеет, – отрезала. – Скажи лучше, Пал Палыч, ваши внимание обратили, как аккуратно Мариночку на постель уложили?
– Хотите сказать, у вашего племянника не хватило бы сил перенести такую тяжелую девушку, как Марина? – усмехнулся Шеф.
– Ну да, – смутилась баба Надя.
– Тогда – обратили.
– А сколько сильных мужиков в этих двух корпусах живет?
– Под подходящие параметры попадает несколько мужчин, – не стал лукавить с добровольной помощницей Шеф. – Но алиби у всех есть.
– А как же тогда…
Пал Палыч развел руками:
– Сами голову ломаем. И были бы благодарны за помощь, – сказал, но вдруг смутился, почесал в затылке. – Точнее, я буду благодарен. Князев у нас… как бы это выразиться…
– Мне не шибко доверяет, – догадливо подсказала баба Надя.
– Ну да. Ваш племянник вчера весь вечер провел с убитой, а позже труп обнаружил. Вы тоже на месте преступления до приезда опергруппы побывали…
– Значит, не верит он мне?
– Он же не слышал, как вы мне идею о снегопаде подкинули. Не мог проникнуться.
– Подумал, поди, в доверие втираюсь, – невесело хмыкнула бабушка Губкина.
– Ну-у-у, – совсем смутился глава охранников, – примерно так.
– Значит, поговорить я только с тобой, Палыч, могу?
– Увы, Надежда Прохоровна, и со мной не можете. Сегодня ночью я получил телеграмму из Краснодара – папа в тяжелом состоянии попал в больницу. У меня самолет через четыре часа. Я уже со всеми попрощался, лечу.
– А как же…
– Что – как же? – зацепился Шеф.
– Ну это… Я ж ничего здесь не знаю, мне бы поговорить с кем… – зачастила баба Надя. Ну что за невезение! Такой толковый мужик, и вдруг – уезжает!
– А о чем вы хотите поговорить?
– Да так… о людях. Кто где живет. Давно ли.
– О людях? – прищурился Пал Палыч. Огляделся по сторонам и внезапно улыбнулся: – Пойдемте. Представлю вас нашей местной знаменитости. Вы ведь еще толком с Ангелиной Игоревной не познакомились?
– Это которая в беличьей шубке? Полночи на веранде просидела?
– Да. Ангелина Игоревна главный режиссер областного драмтеатра. Сейчас, правда, уже на пенсии, но еще консультирует, помогает своим ученикам… Пойдемте, я вас познакомлю. Ангелина Игоревна часто отдыхает у нас, знает всех и вся, и уж если вам нужно с кем-то о постояльцах поговорить, то с ней удобнее всего. Она, так сказать, в теме. – Он подвел Надежду Прохоровну к крыльцу корпуса А, замер на секунду и, обернувшись, усмехнулся. – Вот чует мое сердце, есть у вас какие-то догадки. Есть? Надежда Прохоровна пожала плечами.
– За племянника боитесь?
– Да как сказать…
– Ну ладно, ладно. Надеюсь, когда приеду назад через несколько дней, вы для откровенности уже созреете.
Ангелина Игоревна Боровицкая выглядела существенно раздраженной: нервно топала по своему небольшому уютному номеру, причем была почему-то в уличной обуви – нарядных прошитых сапожках с кусочками меха и бусинами на голенищах.
– Проходите, проходите, – говорила, старательно скрывая досаду. – У тебя, Паша, опять какие-то вопросы? – Надежду Прохоровну за спиной рослого визитера она как будто не заметила.
– Не совсем, Ангелина Игоревна, – неловко вступил Шеф. – Хочу познакомить вас с Надеждой Прохоровной. Она очень помогла следствию, и у нее, в свою очередь, есть кое-какие вопросы, которые она следственной бригаде почему-то задавать не хочет… Не могли бы вы ей помочь с разъяснениями?
– С разъяснениями – чего? – спросила Боровицкая, с интересом разглядывая крупноносую бабушку, замершую у порога. В вязаном берете и добротном пальто с норковым воротником, та стояла у двери, пряча
