слишком тяжелым внутри.
Лидия ошпарила гостью взглядом и вылетела на улицу, словно за ней собачья свора гналась.
Но гнались не собаки. Из гостиной с разинутым для крика ртом выскочила Катарина. Осеклась, сбилась, заметив у вешалок бабушку Надю. С трудом набрала в стиснутую гневом грудь новую порцию кислорода и прошипела перегретой сковородкой:
– Подслушиваем, да? Шпионим?!
Надежда Прохоровна ошалело смотрела на разъяренную дамочку, оправдываться не торопилась.
И правильно.
Катарина резко запахнулась в почти прозрачный пеньюар с пушистой оторочкой и, громко цокая по паркету домашними туфельками с меховыми помпонами, вернулась в гостиную.
След пятерни на щеке Лидии, ярость хозяйки говорили о нешуточном скандале. Холодная холеная дамочка просто на части разрывалась от гнева. Сопела, фыркала рассерженной кошкой. Надежда Прохоровна бочком, бочком втекла в гостиную.
Плечи стоявшей лицом к окну Катарины все еще потряхивало от бешенства, женщина стремительно развернулась к нерешительно мнущейся гостье:
– Вы слышали? Нет – вы слышали?!
Баба Надя, ничего, по сути, не слышавшая, невразумительно повела плечами.
– Нет, ну надо же такое выдумать?! – кипятилась Катька. Подошла к тумбе с напитками, плеснула коньяку в бокал. – Да! – сделав несколько глотков, вызверилась на бабушку Губкину. – Я не ангел! Но и черта никому не позволю из себя делать! – Подбежала к раскрытой двери на террасу и выкрикнула в сторону садового домика: – Руки коротки!!!
Надежда Прохоровна все так же конфузливо таращилась на Катарину и мудро помалкивала. По совести сказать, надеялась: расскажет Катька, выплеснется в ярости, за что ударила кухарку.
Но Катарина, разозленно фыркая, носилась по гостиной, хлебала коньяк – это в одиннадцать-то утра! – и на общение не напрашивалась. Кипела внутри себя и грозила взорваться паровым котлом. На бабу Надю обращала внимания не больше чем на муху на стекле.
Надежда Прохоровна сочувственно и громко поцокала языком – Катя ноль внимания, повздыхала еще немного для порядку и несолоно хлебавши, понимая, что ничего полезного не услышит, убралась на улицу.
Невдалеке садовник Вася с черными горошинами плеера в ушах катил к воротам груженную травой и веточками тележку. Зайдем с другой стороны, решила баба Надя. Старательно избегая попадать тезке мужа на глаза, обошла участок по кустам до сторожки, в открытую дверь увидела беспокойно вышагивающую по комнатушке Лиду.
Вошла, скрестила руки на животе.
– Ну, – сказала, соблюдая укоризну на лице, – и что теперь делать будешь?
Хитрющий вопрос подразумевал множество нюансов:
а) мне все известно;
б) я осуждаю;
в) рабочая кость завсегда поймет трудового человека, даю попытку убедить;
г) была бы Катька абсолютно права, меня бы тут не было;
д) сама подумай, что сказать.
(Последнее предпочтительней, но по тону вопроса этого не предположишь.)
Лидия остановила беготню, посмотрела на бабу Надю, как Ленин на буржуазию:
– А ничего! – выкрикнула запальчиво. – Может, хозяину снесу, может, милиции отдам!
Кухарка, судя по всему, выбрала предпочтительный вариант развития беседы. Но нюансов оставалась куча.
– Зачем? – плутая в потемках, где уже забрезжил болтливый лучик, строго проговорила Губкина- Мегрэ.
– А затем! – Толстый кухаркин палец показательно уткнулся в опухающую щеку. – Нечего руки распускать!
– Так ты, Лида, сама виновата.
Предположения, предположения, предположения. В любой момент домработница могла юркнуть в раковину пугливым крабом.
Но возмутительное предположение достигло цели – краб выбрался из раковины наружу и защелкал клешнями:
– Я?! – От возмущения повариха раздулась чуть ли не вдвое. – Я-то вот никого не убивала! На моих руках крови нет!
– А на Катиных, значит, по-твоему, есть? – лукаво двинулась на свет луча бабуля Губкина.
– А то нет, – развела руками повариха. – Тапочки замарала, а руки чистыми остались. Шутишь, так не бывает!
Совсем уверенно Надежда Прохоровна вошла дальше в комнату, села на табуретку возле тумбочки:
– А может, не надо горячиться, Лида? Хозяйка вспылила, ты тоже хороша.
Лидия отвернулась, всхлипнула.
Ну что за утро, а? Сплошные слезы, череда истерик.
– Лид, ты мне лучше все по порядку расскажи. Может, я чего присоветую? Заступлюсь, ежели чего?..
Повариха еще раз разобиженно всхлипнула, провела под засопливевшим носом запястьем. Повернулась к бабе Наде пышным задом и начала копаться в тумбочке под телевизором.
– Вот, – шлепнула на тумбу возле бабы Нади белый магазинный пакет, обмотанный скотчем. – Берите. Только что опять запрятала.
Рядом с Надеждой Прохоровной очень вовремя оказались ножницы, бабушка разрезала широкие коричневые ленты.
В пакете лежали капризные комнатные тапочки с пушистыми помпонами на остреньких носках. Почти такие же, как были сегодня на Катарине, только не голубые, а оранжевые.
Помпоны и носы тапочек щедро покрывали бурые пятна, похожие на запекшуюся кровь.
Нет, утро сегодня все же было выдающимся! Вторая окровавленная находка, и все сплошь из женского гардероба.
Что происходит, а? Взбесились бабы массово? Решили укокошить Гену всем составом?
Не-е-ет, господа хорошие, чтоб дамочек до бешенства не доводить, в прислугу надо нанимать не всяческих красавчиков, а кривоногих пузанов навроде Лидиного Васи.
Надежда Прохоровна прибрала тапочки обратно в пакет, посмотрела на повариху.
– Где нашла? – спросила с тихой строгостью в голосе.
– В шкафу под лестницей, – мгновенно, даже с облегчением отчиталась домработница. – Там всякие порошки и чистящие смеси стоят,
Надежда Прохоровна недоуменно покрутила головой:
– Надо же. И как пакет с окровавленными тапками милицейская собака не учуяла?..
– А как ты его там учуешь? – шмыгнула красной пуговкой носа повариха. – Пакет был перевязан плотно, в шкафу сплошь химия вонючая с хлоркой. Любая собака расчихается.
– А ты когда нашла?
– Когда, – фыркнула Лидия. – Сразу! Лариска так дом запустила, я, как только вошла, сразу за уборку взялась! Полезла за новой шваброй, глядь – пакет. Развернула, тапка Катина в крови.
– А что ж в милицию не снесла?
Домработница конфузливо поскребла в затылке, скосила рот:
– А оно мне надо? Я, может, и не сразу поняла, что это такое. Подумала – тапки в стирку приготовили.
– Катарина, значит, не в первый раз в этот шкаф грязные тапки убирает? – недоверчиво разглядывая хитрую повариху, спросила Губкина-Мегрэ.
