была шапка с наушниками, но по белой коже вокруг ушей Питер понял, что голова у него выбрита. Незнакомец хлопнул руками, разгоняя воробьев; на этой площади он выглядел чужим, как зверь, забредший из леса. Почему-то никто не видел его — ни бизнесмены, поднимающиеся по ступеням Уит-роу, ни их длинноногие секретарши: Питер вдруг понял, что человек смотрит прямо на него, скалясь, как голодный волк. Он пошел навстречу; Питер стоял, как прикованный, с ужасом наблюдая, что незнакомец не идет, а скользит над землей. Уже убегая, Питер заметил на могильном камне перед собором св. Михаила маленького мальчика в лохмотьях, с опухшим ухмыляющимся лицом. Он тут же вспомнил слова Джима Харди и побежал, не оглядываясь, роняя книги.
А сейчас мисс Дедэм кое-что вам скажет.
Глава 5
В коридоре третьего этажа больницы в Бингемтоне сидели трое мужчин. Никто из них не любил бывать здесь: Хардести подозревал, что в большом городе его авторитет теряется и все смотрят на него, как на дурака; Нед Роулс чувствовал себя не в своей тарелке вне любимой редакции; Дон Вандерли слишком долго не был на Востоке и отвык от обледенелых дорог. Но он рассчитывал помочь Клубу Чепухи тем, что увидит эту старуху, сестра которой умерла такой жестокой смертью.
Это предложил ему Рики Готорн.
— Я не видел ее очень давно и знаю, что у нее паралич, но мы можем что-нибудь от нее узнать, если только вы согласитесь съездить туда.
В тот день днем было темно, как ночью — над городом нависла готовая разразиться снежная буря.
— Думаете, есть какая-то связь с вашими проблемами?
— Может быть, — мрачно сказал Рики. — Я не уверен, но проверить все равно не мешает. Мы должны знать все, и вас тоже нельзя держать в неведении,
— потом добавил невпопад: — Вам лучше уехать из Милберна, хотя бы ненадолго.
И это было верно. Бингемтон, хоть и не менее хмурый, казался гораздо веселее Милберна: уличное движение, новые здания, много молодежи; по сравнению с ним маленький Милберн казался мрачной готической крепостью. Дон вдруг понял, как замкнут и отъединен был город, сколько он давал почвы для страхов и слухов, и вспомнил про доктора Заячья лапка. В Бингемтоне ему не было места: здесь старики наверняка не рассказывали за бокалом виски кошмарных историй.
Но на третьем этаже больницы он снова нашел Милберн — в нервном расхаживании Уолта Хардести, в его грубом: “Какого черта вы здесь делаете? Вы ведь из города, я видел вас у Хэмфри”. Милберн был в мятом костюме Неда Роулса, в его короткой куртке и всклокоченных волосах (а ведь дома он считался чуть ли не франтом).
— Странно, старая Рея убралась сразу после Фредди Робинсона. Он совсем недавно был у нее.
— Как она умерла?
— спросил Дон. — И пустят ли нас к ее сестре?
— Подождем, что скажет доктор, — ответил Роулс. — А о том, как она умерла, я в газете писать не буду. Про это и так много говорят.
— Я не слышал. Много работал.
— О, новый роман. Чудесно.
— А, так это он? — вмешался Хардести. — Нам только писателей не хватало. Перед лицом таких светил мне остается заткнуться. А тогда как эта старая дама узнает, что я шериф?
Вот что его беспокоит, подумал Дон. И весь этот техасский облик только затем, чтобы все узнали в нем стража закона.
Должно быть, это читалось на его лице, поскольку Хардести стал более агрессивным.
— Ну выкладывайте — кто вас сюда пригласил? Зачем вы в городе?
— Он племянник Эдварда Вандерли, — сказал Роулс. — Он работает с Сирсом Джеймсом и Рики Готорном.
— Боже, опять эти двое! Это они просили вас заехать к этой старой леди?
— Да.
— Ну что ж, тогда мне придется пасть ниц и прикинуться ковриком, — Хардести закурил, игнорируя большой запрещающий знак. — У этих старых гусей есть кое-что за пазухой. Это уж точно. Ну тогда спросите вот его, как она умерла, он скажет.
— Это может отбить аппетит, — сказал Роулс, виновато поглядев на Дона.
— Ничего, он уже большой. Не такая уж это тайна. Валяйте, рассказывайте.
— Ну ладно. Ей оторвали руки, и она умерла от потери крови.
— О, Господи, — Дон пожалел, что приехал сюда. — Но кто мог…
— Я откуда знаю? — Хардести пожал плечами. — Может, ваши друзья что-нибудь скажут об этом? Или о том, кто так удачно оперировал скотину и у мисс Дедом, и у Элмера Скэйлса?
— Вы думаете, это все связано?
Тут из палаты вышла сиделка, и Хардести поспешно спрятал сигарету.
— Заходите, — позвал доктор.
Первой шокирующей мыслью Дона, когда он увидел старуху, было:
Хардести, ничуть не смущенный ее видом, выдвинулся вперед.
— Я шериф, мисс Дедэм. Уолт Хардести.
Дон мысленно пожелал ему успеха и повернулся к Роулсу.
— Я знал, что у нее паралич, — сказал редактор, — но не думал, что она так плоха.
— Я говорил с вашей сестрой, — продолжал Хардести, — помните? В тот день, когда убили лошадь.
Мисс Дедэм что-то прохрипела.
— Это значит “да”?
Она повторила тот же звук.
— Хорошо.
Так вы помните меня, — он сел и начал говорить тише.
— Наверное, одна Рея понимала ее, — сказал Роулс. — Когда-то они были красавицами. Мой отец помнит это. И Рики Готорн.
— Я хочу спросить вас о смерти вашей сестры, — медленно произнес Хардести. — Очень важно, чтобы вы рассказали все, что видели. Вы говорите, а я попробую понять. Хорошо?
— Гм.
— Помните ли вы тот день?
— Гм.
— Господи, это же невозможно, — прошептал Дон Роулсу, который глядел в окно. Там на хмуром небе отражались неоновые вспышки.
— Вы сидели там же, где сидели в тот момент, когда было обнаружено тело вашей сестры?
— Гм.
— Это точно?
— Гм.
— Вы видели кого-нибудь возле дома или сарая?
— Гм!
— Можете вы его опознать? Если мы привезем его сюда, сможете вы узнать его?
Старуха издала звук, который Дон счел за плач. Его все больше тяготило присутствие здесь.
