Толком погулять не успели, а тут эта… Ольга…
Марченко не вслушивалась. Она уже слышала эту историю от друзей «Ромео» и «Джульетты».
Скрипка тоже не вслушивался. Только щурился.
Игорь слушал внимательно. Лена, конечно, пересказывала ему всё, что узнала, но — вот он, виновник, сознаётся. Интересно же.
—…а потом я в себя пришёл, а мои друганы ржут все, мол, не так уж ты и крут, братан, как хочешь казаться, чего у тебя есть вообще, кроме твоего бабла? Тебя всякий любой может в пятак зарядить, ты и с копыт… и я решил отомстить.
…— Па! Ну па! Ну неужели ты за-ради сына не можешь попросить своих бойцов, из надёжных, конечно, чтоб они помогли восстановить справедливость? Меня же унизили! При всех избили!
— Не надо было ввязываться в драку, — Карский-старший слушал сына невнимательно, он как раз пытался дозвониться бизнес-партнёру по очень важному делу. Да, Михаил Петрович знал, что на днях его сыну подвесили неплохой «фонарь» в баре. Но он был категорически против развлечений сыночка.
Может, наконец, остепенится, перестанет по бабам шастать и кулаками махать?
— Ну пап! Ну ты пойми! Это же ненадолго. Мы этому придурку насуём по-быстрому, и всё! Будет знать, с кем связываться!
— Это ты, ты должен знать, с кем связываться! — зло выкрикнул Карский, швыряя трубку. — Зачем вообще в это «Гнездо» полез?!
— Па, ты чего, молодым не был?!
Михаил Петрович задумчиво посмотрел на сына.
На «цветущий» синяк под глазом.
Всё-таки… что-то в его идее, определённо, есть. Ведь он и сам бы не прочь вмазать, да как следует, тому придурку, который побил его сына…
— Ну ладно, — сжалился он, наконец. — Михац и Стапель тебе в помощь. Знаешь, где их найти?
— Знаю! — от радости Богдан чуть не запрыгал на месте.
— Ну вот, иди. Я им сейчас позвоню…
Михац — это была его настоящая фамилия — не первый раз помогал хозяину обстряпывать скользкие делишки, требующие грубой мужской силы. Стапельев, более известный в ЧОПе как Стапель, присоединился к нему не так давно, однако успел зарекомендовать себя как «человек-могила». Он очень хорошо знал, о чём можно говорить с посторонними, а о чём нельзя даже ночью во сне с самим собой.
Богдана эти тонкости не интересовали. Он знал, что эти двое ненамного старше его самого и будут вполне уместно выглядеть в сценке показательной кары.
— Надо бы выследить, когда они вдвоём будут, — мечтал Богдан, — и отдубасить этого придурка! Чтобы и ему… неприятно было, и чикса чтобы… прониклась.
Нужная ситуация, как по заказу, сложилась уже на следующий вечер.
Михац лениво пожёвывал погасшую сигаретку, Стапель улыбался во все тридцать два зуба:
— Они поехали за город, знаешь, где дачи от фабрики, от ткацкой? Там у этого Ромео домик.
Богдан аж взмок, прикидывая, как поторжественнее обставить карательные меры.
— Не боись, — успокоил его Михац. — Не боись. Бери тачку, едем. Проучим твоего… конкурента. Девка-то стоящая?
Карский пожал плечами:
— Какая разница? Мне уже не важно.
— Ну ладно, там, на месте разберёмся. Раз тебе не важно, то мы… да, Стапель? Мы попробуем на вкус, на ощупь и тэ-дэ.
Богдан упёрся ему в грудь ладонью:
— Только после меня, понял? Только после меня!
— Да понял уже, понял! Не волнуйся!
Вечерний дачный посёлок встретил разгорячённых, надышавшихся дорожной пылью парней покоем, тишиной, прохладой. Хоть ночи стояли уже тёплые, ночевать оставались единицы, и те пока только по выходным. Вот когда завершится учебный год, начнут переезжать на лето все эти бабушки-дедушки…
— Закрылись, — уныло сообщил Богдан, он успел уже добраться до двери, подёргать.
Стапель молча показал ему отмычку, и Карский прыснул, зажимая рот.
Правильно! Так им и надо.
Замок на двери стоял плохонький, Стапель ковырнул его отмычкой, и дверь открылась, как сезам.
Нервно похохатывая в предвкушении знатного развлечения, чоповцы и Богдан прошли в тёмные тесные сенцы, потом в жилую комнату.
Сверху, со второго этажа, раздавались тихие, приглушённые голоса. Карский разобрал испуганное женское «мне кажется, там кто-то ходит!» и уверенное мужское «не волнуйся, у меня есть ружьё, сейчас я проверю, что или кто там».
Михац жестами показал Стапелю, что надо где-то притаиться, и тот прошёл в следующую комнатку, а сам Михац встал рядом с лестницей, показывая Богдану, где ему лучше встать.
— Блин, если у него и правда ружьё? — нервным шёпотом спросил Карский. — Если он меня пристрелит?!
На лестнице раздались шаги.
— Не волнуйся, не успеет, — пообещал Михац, сверкая в сумраке улыбкой.
— Ну, здравствуй! — поприветствовал Богдан чуть дрожащим голосом хозяина дома.
— Ты?! — изумился Дмитрий.
— Я, — гордо выпрямился Карский и не на шутку испугался, увидев, что в руках у Дмитрия, действительно, ружьё.
— Что ты здесь делаешь?
— Да вот, заглянул в гости… надеюсь, твоя сучка, при которой ты меня унизил, ждёт тебя наверху?
— Что?!
— Сейчас мы пойдём к ней, и ты у меня прощения просить будешь, понял?
— Много слов, мало де…
Дмитрий не успел договорить: он не ожидал, что слева от него в сумраке комнаты притаился ещё один мужчина. Не ожидал, что этот мужчина будет куда более умелым бойцом, чем Бугай.
Не ожидал, что возвращаться на второй этаж придётся под дулом собственного охотничьего ружья и в компании троих заливисто ржущих парней.
Ольга по звукам поняла, что творится что-то неладное, и, когда вошли «гости», сражалась с защёлками оконной рамы. От волнения у неё никак не получалось открыть окно.
Богдан сосредоточенно тыкал в спину недруга дулом ружья. О, каким крутым он себя чувствовал в тот момент! Как радовал его скрип пола при каждом шаге! Казалось, это гимн во славу хитроумного Богдана Михайловича Карского, способного всегда и везде защитить и отстоять свою честь.
— Эй, как вам девка? Стоящая? — развязно спросил он чоповцев, и те отозвались дружным хохотом:
— Ещё какая!
— Ну тогда ловите и держите. Слышишь, ты, тебя тут, говорят, Ромео называют, да?
Дмитрий молчал и, не отрываясь, смотрел на Ольгу.
— Мы сейчас твою Джульетту по кругу пустим, понял?
Дмитрий побелел.
— Отдерём хором! Будешь паинькой, и на твою долю оста…
С диким звериным рыком Дмитрий накинулся на Богдана, и даже успел схватиться за дуло ружья, дёрнуть на себя…
Карский случайно нажал на спуск.
По-волчьи взвыла Ольга.
Растерянно замерли чоповцы.
Словно в замедленной съёмке, на кровать, стоящую у правой стены, падало тело Дмитрия.
