любимицей; он отвел ей и миссис Эш места за столом рядом с собой, заботился о всевозможных удобствах для них и каждый вечер посылал Кейти запеченное в тесте яблоко — из тех, что делал специально для него судовой повар, совершивший немало рейсов вместе с капитаном и знавший его вкусы. Кейти не особенно любила печеные яблоки, но ценила это угощение как знак внимания и всегда ела их, когда могла.
А тем временем каждое утро приносило новый сюрприз от доброй, заботливой Розы, которая, очевидно, долго трудилась и еще дольше думала, изобретая и подготавливая все эти маленькие радости для первого морского путешествия Кейти. Миссис Баррет, в этом не могло быть сомнения, была вовлечена в заговор и больше всех радовалась шутке, являясь каждый день с одной из двух неизменных фраз: «Письмо для вас, мэм» или «Посылка, мисс, пришла по почте». На четвертое утро это была фотография малютки Розы, вложенная в маленький плоский сафьяновый футляр. Пятое принесло чудесное послание, полное потрясающих новостей — ни одна из них не соответствовала действительности. На шестое из свертка появилась длинная узкая коробочка с авторучкой. Затем «почта» принесла «Предвзятое мнение» мистера Хоуэлсаnote 97 — книгу, которую Кейти еще не читала, а затем коробочку пилюль хинина, затем — сашеnote 98 для дорожного сундука, затем — еще одно шуточное стихотворение и, наконец, кусок чудесного душистого мыла, чтобы, как гласила надпись на этикетке, «смыть запах моря с рук ее». Ожидание прибытия этого ежедневного подарка стало одной из радостей жизни на пароходе, и вопрос «Что принесла вам на этот раз почта, мисс Карр?» звучал очень часто. И каждый раз, получая подарок, Кейти думала, что, должно быть, он будет последним, но Роза была столь предусмотрительна, что обеспечила даже дополнительную посылку на случай, если плавание продлится на день дольше обычного, и «почта мисс Карр» продолжала поступать до самого последнего утра.
Кейти на всю жизнь запомнила ту дрожь, что пронзила ее, когда после долгих дней, проведенных в море, ее глаза впервые заметили вдали едва различимую полоску ирландского берега. За этим последовал интересный, полный волнений день, когда после остановки в Квинстауне и выгрузки почты пароход поспешил на северо-восток между берегами, которые были видны все более отчетливо и казались все красивее с каждым часом, — с одной стороны Ирландия, с другой — рельефная линия гор уэльского берега. Был уже конец дня, когда они вошли в реку Мерси, и успели наступить сумерки, прежде чем капитан достал свою подзорную трубу, чтобы разглядеть, есть ли белое трепещущее пятнышко в одном из окон его дома — пятнышко, так много значившее для него. Долго вглядывался он в даль, прежде чем убедился, что условный знак на месте. Наконец с довольным видом он сложил трубу.
— Все в порядке, — сказал он Кейти, которая стояла рядом почти такая же взволнованная, как и он. — Люси, храни ее Господь, никогда не забывает о сигнале! Ну, слава Богу, еще одно плавание закончено и моя Мэри все там же, где была. Прямо камень с души свалился.
Взошла луна и тихо лила свой мягкий свет на реку, когда небольшое посыльное судно перевезло и высадило в ливерпульских доках пассажиров «Спартака».
— Мы еще встретимся в Лондоне или Париже, — говорили они друг другу и обменивались адресами и визитными карточками. Затем, после непродолжительной задержки в здании таможни, они расстались. Каждый направился к своему месту назначения, и ни один никогда больше не встретил других. Именно так, как правило, происходит с теми, кто вместе путешествует по морю, и неопытным пассажирам океанских пароходов всегда кажется странным и удивительным, что люди, так много значившие друг для друга на протяжении десяти дней, могут затем исчезнуть без следа, словно недолгая близость между ними никогда и не существовала.
— Четырехколесный, мэм, или двухколесный? — спросил носильщик у миссис Эш.
— Какой, Кейти?
— О, давайте возьмем двухколесный! Я никогда ни одного не видела — только в «Панче»note 99, а там они выглядят такими изящными.
И двухколесный кэб был нанят. Миссис Эш и Кейти сели в него, Эми пристроилась между ними; откидные дверцы были закрыты и сомкнулись над их коленями, словно фартук обычного экипажа, — и они покатили по ровным мощеным улицам к гостинице, где им предстояло провести ночь. Было слишком поздно, чтобы что- либо рассматривать или делать, и оставалось лишь наслаждаться тем, что опять находишься на твердой земле.
— Как это будет чудесно — спать в кровати, у которой не поднимается то один, то другой конец и которая не качается из стороны в сторону! — сказала миссис Эш.
— Да, и которая настолько широкая, длинная и мягкая, что в ней удобно спать! — откликнулась Кейти. — Мне кажется, что я могла бы проспать две недели подряд, чтобы возместить себе бессонные ночи в море.
Все казалось ей замечательным — и место, где можно переодеться, и большой бак с чистой водой возле такого английского на вид умывальника с кувшином и вместительным тазом, и кровать с пологом из мебельного ситца, и прохлада, и тишина, — и она закрыла глаза с приятной мыслью: «Это действительно Англия и мы действительно здесь!»
Глава 5
Англия, знакомая по книгам
— Ах, неужели дождь? — было первым вопросом Кейти на следующее утро, когда пришла горничная, чтобы разбудить ее.
Красивая комната, с веселым мебельным ситцем в цветочек, с фарфором и покрытым латунью остовом кровати, казалась далеко не такой веселой, как накануне вечером, когда была освещена газовой лампой. Тусклый серый свет пробирался в окно; в Америке это безусловно означало бы, что погода портится или уже испортилась.
— Ах нет, что вы, мэм! Погожий день — не солнечно, мэм, но очень сухо, — был ответ.
Кейти никак не могла понять, что означают эти слова горничной, когда, выглянув из-за занавесок, увидела, что все окутано густой тусклой дымкой, а напротив окна блестит мокрая мостовая. Позднее, лучше познакомившись с особенностями английского климата, она тоже научилась называть «погожими» те дни, которые не были явно дождливыми, и радоваться им. Но в то первое утро она испытывала недоумение, почти раздражение.
Миссис Эш и Эми уже ждали ее в общей столовой.
— Что возьмем на завтрак? — спросила миссис Эш. — Это наш первый завтрак в Англии. Кейти, закажите вы.
— Давайте возьмем все, о чем мы читали в английских книжках и чего не бывает у нас дома, — с энтузиазмом предложила Кейти. Но когда она заглянула в меню, оказалось, что в нем не очень много таких кушаний. В конце концов она остановила свой выбор на камбале и оладьяхnote 100, а затем, подумав, добавила к ним еще и крыжовенное варенье.
— Оладьи — это так замечательно звучит у Диккенса, — объяснила она миссис Эш, — и я никогда не видела камбалу.
Когда камбалу подали, оказалось, что это вкусные небольшие плоские рыбки, которые можно жарить целиком; но они мало чем отличались от тех, что в Новой Англии называют «скап». Вся компания легко справилась с ними, но оладьи вызвали большое разочарование — жесткие, безвкусные, с запахом подпаленной фланели.
— Какие они странные и неприятные! — сказала Кейти. — У меня такое ощущение, словно я ем кружочки, вырезанные из старого одеяла с гладильной доски и намазанные маслом! И с чего это, хотела бы я знать, Диккенс так носился с этими оладьями? И варенье из крыжовника мне не нравится; у нас дома все варенья гораздо лучше. Книги вводят в такое заблуждение!
— Да, боюсь, что это так, — согласилась миссис Эш. — Мы должны смириться с тем, что многое из того, о чем мы читали, окажется далеко не таким приятным, как в книгах.
Мейбл, разумеется, завтракала вместе с ними и заметила в этой связи, что ей тоже не нравятся оладьи и что она охотнее поела бы вафель. Но тут Эми сделала ей выговор и объяснила, что в Англии никому не известно, что такое вафли, — англичане такой глупый народ! — и что Мейбл должна научиться есть все подряд и не ворчать!
А после того как прозвучало это нравоучение, обнаружилось, что им грозит опасность опоздать на поезд, и все они поспешили на железнодорожную станцию, которая, к счастью, была поблизости. Там их
