— Мы уже видели — то есть видели то, что видят все, кто сюда приезжает.
— Но есть так много того, чего люди, как правило, не видят. Как долго еще вы собираетесь пробыть здесь, мисс Карр?
— Неделю, я думаю.
— Почему бы вам не составить список старинных зданий, связанных с именами замечательных исторических личностей, и не посетить все их по очереди? Я сделал это на следующий год после моего переезда сюда. У меня это заняло три месяца. Было необыкновенно интересно. Я откопал немало любопытных историй и преданий.
— И почему бы мне, — воскликнула Кейти, осененная великолепной идеей, — почему бы мне не включить в этот список те места, о которых я знаю из книг — как исторических, так и художественных, — и те, где жили авторы этих книг?
— Конечно, это тоже неплохая идея, — сказал мистер Бич, обрадованный ее энтузиазмом. — После обеда я возьму карандаш и помогу вам составить такой список, если вы позволите
Мистер Бич сделал больше, чем обещал. Он не только предложил список достопримечательностей, которые стоит посетить, и набросал план их осмотра, но и два дня по утрам сам ходил с ними по городу. Его великолепное знание Лондона сделало экскурсии еще увлекательнее. Вместе с ним все четверо (Мейбл всегда брали с собой: для нее, по словам Эми, это была такая замечательная возможность развить свои умственные способности) посетили Чартер-хаус, где учился Теккерей, и примыкающий к Чартер-хаусу Дом Бедных Братьев, где полковник Ньюком отвечал: «Adsum!» — на перекличке обитателей приютаnote 117. Они взглянули на маленький домик на Керзон-стрит, о котором, вероятно, думал Теккерей, когда описывал домик Бекки Шарп, и другой дом — на Рассел-сквер, — без сомнения, именно тот, где Джордж Осборн ухаживал за Эмилией Седлиnote 118. Они посетили службу в прелестной старой церкви св. девы Марии в Темпле и думали там об Айвенго, Бриане де Буагильбере и прекрасной еврейке Ребеккеnote 119. Оттуда мистер Бич повел их в Лемб-корт, где вместе жили в меблированных комнатах Пенденнис и Джордж Уоррингтон, и в Брик-корт, где столько лет прожил Оливер Голдсмит, и к маленькой квартирке, где провели так много горестно-счастливых дней Чарлз и Мэри Лэмnote 120. На другой день они поехали к Белым Братьям из-за лорда Гленуорлока и старого права убежища, как оно описано в «Богатстве Найджела», и заглянули в Бетнел- Грин, где жил Слепой Нищий со своей «Красавицей Бесси», и в старую тюрьму Маршалси, интересную тем, что о ней говорится в «Крошке Доррит»note 121. Они также сходили посмотреть на дом Мильтона и церковь св. Джайлза, в которой он похоронен, и долго стояли перед Сент- Джеймсским дворцом, пытаясь выяснить, какие из окон были окнами мисс Берни, когда она состояла камеристкой при печальной памяти принцессе Шарлоттеnote 122. И еще они осмотрели Патерностер-роу и дом номер 5 по Чейни-уок, навсегда освященный памятью о Томасе Карлейле, и Уайтхолл, где когда-то было выставлено для торжественного прощания тело королевы Елизаветы и где был обезглавлен король Карл, и парадные покои в Холланд-хаусе, и по невероятно счастливой случайности видели мельком Джордж Элиотnote 123, выходившую из кэба.
Она на минуту остановилась, пока расплачивалась с возницей, и Кейти смотрела на нее как тот, кто видит в последний раз,и унесла в памяти отчетливое изображение некрасивого, но интересного, необычного лица.
Столько нужно было увидеть и сделать, что неделя пролетела совсем быстро, и последний день наступил прежде, чем они почувствовали себя хоть сколько-нибудь готовыми покинуть то, что Кейти назвала «Англией, знакомой по книгам». Миссис Эш решила, что им лучше переправиться на континент через порты Ньюхейвен и Дьепп, так как кто-то сказал ей, что в этом случае им будет легко и удобно посетить по пути в Париж красивый старый город Руан. Только что преодолевшим Атлантику путешественницам казалось, что переправиться через Ла-Манш — пара пустяков, и они с философским спокойствием, порожденным неведением, готовились к ночи, которую им предстояло провести на дьеппском пароходике. Они быстро были выведены из заблуждения!
Ла-Манш имеет свой собственный, присущий только ему, характер, отличающий его от всех других морей и проливов. Он, кажется, сделан капризным и упрямым самой природой и нарочно размещен так, чтобы служить барьером между двумя народами, которые слишком не похожи, чтобы легко понять друг друга, и которых делает менее опасными соседями эта полезная естественная преграда, затрудняющая сообщение между ними. В ту ночь, когда его пересекали наши путешественницы, «зыбь» была хуже, чем обычно; пароходу приходилось дюйм за дюймом пробивать себе путь среди волн. И ох какой это был маленький пароход! И ох какая длинная ночь!
Глава 6
По другую сторону Ла-Манша
Рассвет уступил место дню, и близился полдень, когда маленький отважный пароходик добрался до родного порта. Опоздание составило несколько часов; парижский поезд, очевидно, давно уже ушел, и Кейти чувствовала себя удрученной и несчастной, когда выбралась из ужасной общей каюты для дам на палубу, чтобы бросить первый взгляд на Францию.
Солнце прорывалось сквозь туман со слезливой улыбкой, и его слабые лучи ложились на беспорядочное скопление каменных дамб, более высоких, чем палуба судна, и рассеченных похожими на каналы протоками, по лабиринту которых пароходик медленно пробирался к пристани. Подняв глаза, Кейти увидела множество людей, собравшихся посмотреть, как пароход входит в порт, — рабочие, крестьяне, женщины, дети, солдаты, служащие таможни расхаживали туда и сюда, и все в этой толпе говорили одновременно и все говорили по-французски.
Не знаю, почему это так поразило ее. Она, разумеется, знала, что люди в тех странах, куда она поедет, будут, по всей вероятности, говорить на своих языках, но почему-то вид бойко тараторящей толпы, в которой каждый явно чувствовал себя вполне непринужденно со своими французскими глаголами в прошедшем времени и сослагательном наклонении и никогда не имел надобности заглядывать в Оллендорфаnote 124 или в словарь, привел ее в смятение.
«Боже мой! — сказала она себе. — Даже младенцы и те понимают по-французски!» Она мучительно старалась вспомнить то, что когда-то знала по-французски, но, казалось, мало что удержалось у нее в голове после ужасов минувшей ночи. «Ах, как же называется у них ключ от чемодана? — спрашивала она себя. — Все они начнут задавать вопросы, а я ни слова не смогу сказать, и миссис Эш будет еще больше ошибаться, я знаю». Она увидела, как таможенные чиновники подскакивают к пассажирам, одному за другим выходящим на пристань, и сердце у нее упало.
Но все же, когда очередь дошла до наших путешественниц, все оказалось не так уж плохо. Приятная внешность и любезные манеры сослужили Кейти хорошую службу. Она не былатакуверена в себе, чтобы говорить много, но чиновники, кажется, понимали ее без слов. Они кивали и жестикулировали, быстро! вставляли и вынимали ключи, и удивительно скоро было объявлено, что все в порядке, багаж прошел досмотр и он и его владелицы могут проследовать на железнодорожную станцию, которая, к счастью, была совсем рядом.
Из расспросов выяснилось, что до четырех часов дня поездов на Париж нет.
— Пожалуй, я даже рада, — заявила бедная миссис Эш. — Я чувствую себя слишком измученной, чтобы двигаться. Я полежу здесь на диване, а вы, Кейти, дорогая, посмотрите, пожалуйста, где здесь можно поесть, и возьмите какой-нибудь завтрак для себя и для Эми, а мне пришлите чашечку чая.
— Мне не хочется оставлять вас одну, — начала Кейти, но в эту минуту появилась приятная пожилая женщина — очевидно, служительница зала ожидания — и с потоком французских слов, смысл которых никто из них не мог уловить, но звучавших явно сочувственно, налетела на миссис Эш и принялась устраивать ее поудобнее. Из одного стенного шкафа она извлекла подушку, из другого одеяло и мгновенно вложила первую под голову миссис Эш, а вторым закутала ее ноги.
—
И она засеменила через зал к двери, выходившей в ресторан, а миссис Эш улыбнулась Кейти и
