о решетку. Я бросилась к Жилю, намереваясь, очевидно, ударить его, но Серж меня удержал. Жиль принялся орать как ненормальный:
— Посмотри на себя, истеричка!
Что этот кретин о себе вообразил? Я не смогла сдержаться. Обзывая его, я поняла, что кричу. Мы орали друг на друга на глазах у друзей, которые смотрели на нас, не осмеливаясь вмешаться. Я не могла не призвать их в свидетели.
— Плевать ты хотел на всех! Джо, Серж и Мишель приходят сюда каждую неделю, чтобы помочь нам, а ты что делаешь? Ты бродишь по старьевщикам, а они в это время ремонтируют твою гостиную! Другие вкалывают, а ты, как обычно, валяешься на диване! Заметь, тебе еще повезло найти идиотов, которые работают совершенно бесплатно, а ты этим даже не можешь воспользоваться! А еще у тебя есть жена, которая полностью занимается детьми!
В тот день я выложила ему все, что думала, хотя должна была сделать это гораздо раньше. И закончила словами:
— Предупреждаю тебя, Жиль: если будет продолжаться в том же духе, мы разойдемся.
— Пожалуй, ты права…
— Вот увидишь.
7
БОЛЕЗНЬ
Я никогда не запоминаю сны. К тому же они мне редко снятся, последний я видела больше года назад. В тот день я водила детей в цирк Пиндер в Париже, и нас просто потряс номер со львами. Ночью я проснулась, подскочив от ужаса: в моем кошмаре меня съедали львы. По инерции я проверила, цела ли. Какое ужасное ощущение… Я встала, чтобы выпить стакан воды, успокоилась и, посмеявшись над собственными страхами, снова легла. Возможно, я нашла бы этот сон пророческим, если бы в тот момент могла представить себе, что действительно буду съедена. Но не львом, а болезнью.
Однажды ночью в начале марта 2008 года я проснулась от жуткого ощущения удушья. Напрасно я открывала рот, пытаясь сделать вдох. Я решила, что умираю. Инстинктивно я согнулась, пытаясь восстановить дыхание и не поддаться панике, и почувствовала, как мои легкие начинают понемногу увеличиваться в объеме. Я подождала, пока снова стала нормально дышать, и легла в постель. Мое сердце бешено стучало в груди. В ту ночь я очень испугалась. Удушье продолжалось всего несколько минут, и наутро я отлично себя чувствовала, но случившееся довольно сильно взволновало меня, и я решила сходить к врачу. Я была знакома с Каримом уже двенадцать лет, и он стал моим хорошим другом. Но поскольку он был в отпуске, меня приняла одна из его коллег. Прослушивание ничего не обнаружило, и врач выписала мне направление на анализ крови и рентген легких, а после сказала:
— Я не вижу ничего, что было бы не так, Мари-Лора. На снимке все выглядит нормально, анализ крови также ничего не выявил. Возможно, это было просто волнение. Может быть, приступ страха. На всякий случай я выпишу тебе легкий антидепрессант.
Неделю спустя, во время обеда, я почувствовала в желудке нечто вроде огромного шара, который сдавливал мои внутренности, причиняя такую боль, что я не могла ничего проглотить. Я тотчас же отправилась к Кариму.
— Гм… Если я правильно понимаю, это никак не связано со случаем на прошлой неделе. Но эти два приступа слишком близки по времени, что уже странно. На всякий случай я выпишу тебе направление на эхографию грудной клетки.
Через четыре дня, когда после обследования я одевалась в холодном кабинете, ко мне подошел врач-эхограф с огромным прозрачным снимком в руках. Он был явно взволнован.
— Судя по вашему виду, что-то не так, — сказала я.
— Так и есть. Видите, вот здесь, на уровне печени, виднеется небольшой разрыв, а вот здесь — маленькие узелки. Для дальнейшего обследования необходимо пройти компьютерную томографию. Я сейчас же позвоню вашему терапевту, чтобы он выписал направление.
Разрыв? Узелки? Я впервые в жизни слышала эти слова, но сразу поняла, что это что-то серьезное. Тем не менее я не особенно волновалась: если врач сказал, что необходимо сделать еще одно обследование, значит, еще не все ясно.
Полчаса спустя Карим выписал направление. После томографии я снова выслушала врача- эхографа.
— Мадам Мезоннио, результаты не очень хорошие. Томография подтвердила то, что ранее определил рентген: на уровне печени действительно есть разрыв.
— Что такое разрыв?
— Это опухоль.
Опухоль… Это слово я знала: Этьен и Жерар, два моих дяди по линии отца, умерли от рака легких, всю свою жизнь они дышали асбестом на заводе. Я знала, что существует два вида опухолей — доброкачественные и злокачественные, поэтому не особенно встревожилась. В тот же день я пришла в кабинет Карима. Он открыл конверт с результатами и изменился в лице.
— Ну что, Карим? Что ты об этом думаешь?
— Не знаю, Мари-Лора. Опухоль небольшая, но это ни о чем не говорит. Я назначу тебе консультацию с гастроэнтерологом и гепатологом для обследования печени.
5 мая машина «скорой помощи» перевезла меня из Бромея в больницу Сальпетриер в Париже. В Фонтенбло были врачи-гепатологи, но в таких серьезных случаях, как мой, требовалась консультация светил науки. В Сальпетриер меня провели в кабинет профессора Веллана.
— Мадам Мезоннио, мы сделаем биопсию, чтобы взять на анализ частичку опухоли. Эта операция проходит под анестезией, вы ничего не почувствуете.
Десять дней спустя я вернулась в больницу. Меня провели в операционный зал, где врач сделал мне укол анестезии в живот. Второй сделал надрез и взял трубку длиной около тридцати сантиметров, на конце которой были маленькие зубчики.
— Видите этот прибор? Он позволит нам взять частичку опухоли. Вы услышите звук наподобие «клац» в тот момент, когда я отрежу эту частичку. Не волнуйтесь, лежите совершенно неподвижно, чтобы операция прошла успешно. Постарайтесь не дергаться.
В действительности шум этих миниатюрных челюстей, отрывающих кусочек моей опухоли, был необычайно впечатляющим, но я лежала относительно спокойно, хотя и испытала жуткую боль. Несколько дней спустя Карим попросил меня зайти к нему. Он получил результаты биопсии.
— Мне очень жаль, Мари-Лора, но речь идет о злокачественной опухоли. Это значит, что дело очень серьезное.
— Насколько серьезное?
— Не знаю. Это внутрипеченочный холангиогенный рак, который редко бывает у женщин твоего возраста. Обычно он встречается у мужчин шестидесяти-семидесяти лет.
— Из-за чего он бывает?
— Точно сказать нельзя, но определяющих факторов множество, начиная от употребления испорченного мяса и заканчивая генетикой.
Я подумала о позеленевшем цыпленке, которым нас накормил отец…
— Но есть и хорошая новость, Мари-Лора. Теперь, когда диагноз установлен, мы можем перейти к лечению.
— А именно?
— Я думаю, это будет химиотерапия. Но тебе все объяснит профессор Веллан.
Известие, что моя опухоль оказалась злокачественной и что она занимает половину моей печени, переварить было трудно. Но я не думала о смерти. Я была настроена оптимистично: то обстоятельство, что я могу выздороветь, давало надежду. Хотя я опасалась химиотерапии. Я видела, в какое состояние она привела братьев моего отца: до болезни они были крепкими, можно даже сказать, сильными мужчинами, а
