местным обществом, стал членом клуба в Релкирке, и мировой судья Оливер им восхищался.
— В ваших устах все звучит так просто и здраво, словно это вовсе и не продажа родного дома, — сказал Оливер.
— Ну что ж, все так и есть, — пожилой сосед допил оставшееся в стакане виски одним огромным глотком, поставил стакан на стол у своего кресла и рывком поднялся на ноги. — Во всяком случае, поразмысли об этом. Как долго ты здесь пробудешь?
— У меня отпуск на две недели.
— Тогда мы, наверное, можем встретиться в среду в Релкирке? Я угощу тебя обедом, и мы поговорим с юристами. Или я слишком тороплю события?
— Нет, вовсе нет. Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше.
— В таком случае я отправляюсь домой.
Он двинулся к двери, и Лайза вновь поднялась и, держась на некотором расстоянии, проводила его в прохладный холл, клацая когтями по натертому паркету.
Дункан оглянулся на нее через плечо.
— Собака без хозяина — это очень печальное зрелище.
— Нет ничего хуже.
Лайза смотрела, как Оливер помогает Дункану надеть пальто и провожает его на улицу, туда, где стоял его старый черный «бентли». Вечер был еще холоднее, чем день, если такое возможно, очень темный и ветреный. На утрамбованной дорожке под ногами скрипел лед.
— Еще будет снег, — сказал Дункан.
— Похоже на то.
— Передать что-нибудь Лиз?
— Скажите, что я буду рад, если она меня навестит.
— Хорошо. Тогда встретимся в среду в клубе. В половине первого.
— Договорились. — Оливер захлопнул дверцу машины. — Будьте осторожнее на дороге.
Когда машина уехала, он вместе с Лайзой вернулся в дом, закрыл дверь и постоял немного, прислушиваясь к необычайной пустоте дома. Она уже поразила его и время от времени поражала снова с того момента, как два дня назад приехал из Лондона. Он задавался вопросом, смог бы он к этому привыкнуть или нет.
В холле было холодно и тихо. Лайза, обеспокоенная неподвижностью Оливера, ткнулась носом ему в ладонь, и он наклонился, чтобы погладить ее по голове, пропуская шелковые уши между пальцами. Снаружи неистовствовал ветер, и сквозняк приподнимал висевшую перед входной дверью портьеру, заставляя ее вздыматься, словно кружащуюся бархатную юбку. Оливер поежился и пошел в библиотеку, заглянув по дороге в кухню. Вскоре его догнала миссис Купер с подносом. Они вместе составили на него чашки, блюдца и стаканы, освободив стол. Миссис Купер сложила накрахмаленную скатерть, и Оливер помог ей перетащить стол на середину комнаты. Затем он проводил ее на кухню, придержал дверь, чтобы она могла пройти с тяжелым подносом, и вошел туда вслед за ней с пустым чайником в одной руке и почти пустой бутылкой виски в другой.
Она принялась мыть посуду.
— Вы устали, оставьте… — сказал Оливер.
Она не обернулась на его слова.
— Нет-нет, как же я оставлю? Я ни одной грязной чашки не оставляю на утро.
— Тогда вы можете идти домой, когда покончите с этим.
— А как же ваш ужин?
— Я наелся фруктовым пирогом и больше не хочу ужинать.
Ее спина оставалась холодной и неумолимой, словно она считала невозможным любое проявление горя. Она обожала Чарлза.
— Это был отличный пирог, — произнес Оливер и добавил: — Спасибо.
Миссис Купер не обернулась. Чуть погодя, когда стало ясно, что она и не собирается оборачиваться, Оливер вышел из кухни и направился обратно в библиотеку, к огню, оставив ее наедине с собой.
Глава 3
За домом Дианы Карпентер в квартале Мильтон-гарденс располагался длинный узкий сад, выходящий к мощеному проулку. Сад отделялся от проулка высокой стеной с воротами и домиком; прежде он был просторным двойным гаражом, но, когда Диана вернулась с Афроса, она решила, что есть смысл превратить гараж в помещение, которое будет окупаться. Поэтому она надстроила над ним небольшую квартирку и стала ее сдавать. Эта затея занимала и развлекала ее целый год или даже больше, и когда квартира была наконец закончена, обставлена и полностью отделана, она сдала ее за хорошие деньги американскому дипломату, присланному в Лондон на два года. Он был отличным квартиросъемщиком, но со временем ему пришлось вернуться в Вашингтон, и, когда она принялась искать новых жильцов, ей повезло куда меньше.
Потому что из прошлого появился Калеб Эш, которому было негде жить со своей подругой Айрис, двумя гитарами и сиамской кошкой.
— А кто такой Калеб Эш? — поинтересовался Шон.
— Это друг Джералда Клиберна с Афроса. Один из тех людей, которые вечно собираются что-нибудь сделать: сочинить роман или написать фреску, начать бизнес или построить гостиницу. Но никогда ничего не делают. Калеб — это самый ленивый человек на свете.
— А миссис Эш?
— Айрис. Они не женаты.
— Ты не хочешь, чтобы они жили в этой квартире?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я боюсь, что Джоди попадет под их дурное влияние.
— Он их вспомнит?
— Конечно. Они постоянно бывали в нашем доме.
— Ты его недолюбливаешь?
— Шон, я этого не говорила. Калеба Эша невозможно не любить, это самый очаровательный человек на свете. Но я не знаю, будет ли такая жизнь на краю сада…
— Они способны оплачивать квартиру?
— Он говорит, да.
— Они превратят ее в свинарник?
— Нет, вовсе нет. Айрис очень хозяйственная. Она вечно надраивает полы и тушит что-нибудь в больших медных казанах.
— У меня уже слюнки потекли. Пусть поживут. Это старые друзья, и тебе не стоит обрывать все прежние связи. К тому же я не понимаю, как их пребывание здесь может чем-то повредить Джоди…
Так Калеб, Айрис, кошка, гитара и казаны въехали в Стейбл-коттедж, и Диана выделила им небольшой участок земли, чтобы они могли разбить сад. Калеб вымостил его камнем и посадил там камелию в горшке — так из ничего была создана ностальгическая средиземноморская обстановка.
Джоди, естественно, обожал их, но Диана с самого начала предупредила его, что он может наведываться к ним в гости только тогда, когда его приглашают, иначе он рискует им надоесть. А вот Кэти воспылала к Калебу сильной неприязнью, особенно с тех пор как за бутылкой местного вина она выяснила, что Калеб и Айрис не женаты и вряд ли когда-нибудь поженятся.
— Ты снова бежишь на тот конец сада к мистеру Эшу?
— Он попросил меня прийти, Кэти. Их кошка Сьюки окотилась.
